Пленный дрожащими руками ухватился за руль и, не спуская обезумевших глаз с «кольта», потащил мотоцикл в ольшаник.
- Помоги!-бросил Карпов Федору. - Чикаться некогда!
Федор уперся в багажник, толкнул мотоцикл, и вдруг мотор заработал.
- Глуши! - крикнул Карпов.
Немец поспешно выполнил приказ.
- Приехали!-сказал Федор, когда они затащили машину в кусты.
- Повернись спиной! - приказал пленному Карпов.
- Расстреляете? - немца бил озноб, он не мог отвести глаз от пистолета Карпова. - Я - коммунист, а вы… хотите…
- Чего он булькает, товарищ комиссар?
- Старая песня. Фриц в плену сразу становится коммунистом.
- Клянусь! Я - коммунист! Рабочий! Печатник! Давно задумал перейти. Ждал, когда буду на передовой! Чтобы перебежать. К партизанам боялся! Нам говорят - партизаны сразу расстреляют… - Он торопливо выпаливал слова, боясь, что ему не позволят договорить.- Поверьте! Нацистов ненавижу!
Карпов напряженно вслушивался в речь пленного:
- Ты как-то странно говоришь по-немецки. Акцент у тебя какой-то…
- Забыл! Забыл сказать! Я словак! Не немец, нет! Словак! Из Братиславы! Чехословакия! Мобилизованный!
- Ладно! Все равно! Поворачивайся! Руки назад!
Губы пленного посинели, белое, без кровинки, лицо исказила гримаса. На прямых, негнущихся ногах он медленно повернулся спиной к партизанам.
- Чего он кудахтает, товарищ комиссар?
- Потом скажу. А сейчас свяжи ему руки за спину. Потуже!
Федор сдернул со штанов кавказский ремешок и стянул пленному руки.
- Пойдешь впереди, фриц посредине, я - замыкающим. За мотоциклом пришлем ночью…
Они двинулись в глубь леса.
Карпов смотрел в затылок пленного и наливался злобой: «Подстрижен, бандюга! Поди, одеколоном заставил себя брызгать! Завоеватель! Не придется тебе больше стричься-бриться…»