- Фюрер говорит, что союзники находятся на грани разрыва, не так ли? Следовательно, разрыв между ними - одна из наших главных задач? Как поступит Сталин, узнай он о сепаратных переговорах, которые ведет генерал СС Вольф с западными союзниками? Я не берусь судить, как именно он поступит, но в том, что это подтолкнет его к действиям, не сомневаюсь ни на минуту. Следовательно, поездка Вольфа, которую мы закодируем как большую дезинформацию Сталина, - это на благо фюрера. Наша легенда: переговоры - это блеф для Сталина! Так мы объясним фюреру операцию в случае ее провала.
Гиммлер поднялся со стула - он не любил кресел и всегда сидел на канцелярском старом стуле, - отошел к окну и долго смотрел на развалины Берлина. Из школы шли ребята и весело смеялись. Две женщины катили перед собой коляски с малышами. Гиммлер вдруг подумал: «Я бы с радостью уехал в лес и там переночевал у костра. Какой же Вальтер умница, боже мой…»
- Я подумаю над тем, что вы сказали, - не оборачиваясь, заметил Гиммлер. Он хотел взять себе его победу. Шелленберг ее с радостью отдал бы рейхсфюреру - он всегда отдавал ему и Гейдриху свои победы.
- Вас будут интересовать детали, или мелочи додумать мне самому? - спросил Шелленберг.
- Додумайте сами, - ответил Гиммлер, но, когда Шелленберг пошел к двери, он обернулся: - Собственно, в этом деле не должно быть мелочей. Что вы имеете в виду?
- Во-первых, операция прикрытия… То есть надо будет подставить чью-то фигуру, чужую, не нашу, для переговоров с Западом… А потом мы передадим материал об этом человеке фюреру. В случае надобности… Это будет победа нашей службы разведки: сорвали коварные замыслы врагов - так, по-моему, вещает Геббельс. Во-вторых, за Вольфом будут смотреть в Швейцарии десятки глаз. Я хочу, чтобы за десятками пар глаз западных союзников наблюдали еще пять-шесть моих людей. Вольф не будет знать о наших людях - они будут гнать информацию непосредственно мне. Это, в довершение ко всему, третье алиби. В случае провала придется пожертвовать Вольфом, но материалы наблюдений за ним лягут в наше досье.
- В ваше, - поправил его Гиммлер, - в ваше досье.
«Я снова испугал его, - подумал Шелленберг, - эти детали его пугают. У него надо брать только согласие, а дальше все делать самому».
- Кого вы хотите туда отправить?
- У меня есть хорошие кандидатуры, - ответил Шелленберг, - но это уже детали, которые я смогу решить, не отрывая вас от более важных дел.
В списке кандидатов для решения первой задачи у Шелленберга значился фон Штирлиц с его «подопечным» пастором.
Утром, когда Эрвин должен был принять ответ из Центра, Штирлиц медленно ехал по улицам к его дому. На заднем сиденье лежал громоздкий проигрыватель: по легенде Эрвин был владельцем маленькой фирмы проигрывателей, это давало ему возможность много ездить по стране, обслуживая клиентов.
На улице был затор: впереди расчищали завал. Во время ночной бомбежки обрушилась стена шестиэтажного дома, и рабочие дорожных отрядов вместе с полицейскими быстро и споро организовали проезд транспорту.
Штирлиц обернулся: за его «хорьхом» уже стояло машин тридцать, не меньше. Молоденький паренек, шофер грузовика, крикнул Штирлицу:
- Если сейчас прилетят, вот катавасия начнется - и спрятаться некуда.
- Не налетят, - ответил Штирлиц, глянув на небо. Облака были низкие, судя по серо-черным закраинам - снеговые.
«Ночью было тепло, - подумал Штирлиц, - а сейчас похолодало - явно это к снегу».
Он отчего-то вспомнил давешнего астронома: «…Год неспокойного солнца. Все взаимосвязано на шарике. Мы все взаимосвязаны, шарик связан со светилом, светило - с галактикой. - Штирлиц вдруг усмехнулся. - Похоже на агентурную сеть гестапо…»
Шуцман, стоявший впереди, резко взмахнул рукой и гортанно крикнул:
- Проезжать!
«Нигде в мире, - отметил для себя Штирлиц, - полицейские не любят так командовать и делать руководящие жесты дубинкой, как у нас». Он вдруг поймал себя на том, что подумал о немцах и о Германии как о своей нации и о своей стране. «А иначе мне нельзя. Если бы я отделял себя, то наверняка уже давным-давно провалился. Парадокс, видимо: я люблю этот народ и люблю эту страну. А может быть, действительно гитлеры приходят и уходят?»
Дальше дорога была открытой, и Штирлиц дал полный газ. Он знал, что крутые повороты сильно «едят» резину, он знал, что покрышки сейчас стали дефицитом, но все равно он очень любил крутые виражи, так, чтобы резина пищала и пела, а машина резко при этом кренилась, словно лодка во время шторма.