– Мама, я не подросток, – напомнила я на всякий случай. От ужаса я говорила ленивым уверенным голосом, как будто посторонние люди под пледом – обычная для нашей семьи ситуация.
– Ли-за! Как ты могла? – изумленно сказала мама. – У меня нет слов, чтобы описать твое поведение! Это безобразие, распущенность, позор и… что еще? Разврат, вот что! В доме твои сестры, девочки, и Женя – невеста, а ты!
– Мама, я не подросток, мне тридцать лет, – повторила я, прибавив себе девять лет.
– Кто этот человек? – настаивала мама. – Я сейчас же устрою скандал и выгоню тебя из дома, иначе он может плохо о нас подумать! Решит, что тебе все позволено! Что мы семья легкого поведения!.. С кем ты, немедленно скажи!..
Я почувствовала, как Сергей шевельнулся рядом со мной, и на всякий случай толкнула его локтем. Глупейшая ситуация – Сергей, взрослый человек, со своим образованием, воспитанием и происхождением, скрывается от мамы в темноте под пледом. Но как он мог достойно выйти из этой ситуации, то есть из-под пледа?.. У него не было выхода.
– Ну, хорошо, если не хочешь говорить, с кем ты, тогда я вообще уйду!.. – обиделась мама. – Но прежде чем уйти, я спрошу тебя: это, под пледом, серьезно или, как всегда, бесперспективные отношения? Девочки, Лидочка и Мария, быстро выйдите из комнаты!
Лидочка с Марией вышли, а мама осталась стоять в дверях, вглядываясь в темноту и словно пытаясь по очертаниям тела под пледом понять, жених ли это или «бесперспективные отношения».
– Молчишь? Тогда я сейчас уйду! – пригрозила мама. – Но прежде чем уйти, я скажу тебе нашу новость: Вадик сделал предложение! Я его спросила: «Как ты думаешь, свадьба будет в «Астории» или на острове?» Он сказал – на острове. А я думаю, лучше в «Астории». Зачем нам тратиться на билеты на остров для тети Иры и Люды?..
Такой финал может запросто убить любую романтику, правда?
Вечером вернулась Женя, счастливая, изнемогшая под грузом своего счастья. Она не могла обсуждать ни свою свадьбу, ни будущее, ничего. Это была не Женя, а ее тень, тень, которая могла только смотреть полными слез глазами и повторять: «За что мне такое счастье», «Я только одного теперь хочу – чтобы ты была так же счастлива, как я», – по этой фразе я поняла, что это все-таки ангел Женя, моя до умопомрачения влюбленная сестра.
В моей душе пели десять тысяч птиц, и все о любви…
Когда я засыпала, они пели, и когда проснулась, пели, и когда домработница Вадика, племянница тети Иры, принесла письмо, они пели тоже.
– Пляши, тебе письмо! – сказала тети-Ирина племянница, заглянув в комнату. Она незначащий персонаж, мелькнет и исчезнет, поэтому я не буду тратить на нее имя, просто буду называть ее Племянница.
– Мне? – хором сказали мы с Женей и одновременно начали делать какие-то танцевальные движения: я стоя на полу, а Женя лежа в постели. Мы знали, что Племянница ни за что не отдаст письмо без танцев – тети-Ирины родственники все очень упрямые, это у них семейное.
– Отдай! – Я протянула руку к конверту.
– Ах ты какая шустрая! А если это Жене письмо? – сказала Племянница. Она была очень возбуждена, наверное, ее взволновала роль Купидона, и она представляла себя пухлым шаловливым младенцем с колчаном и любовными стрелами, выстрелит – пиф-паф, и прямо в сердце, а еще выполняет мелкие любовные поручения богов – разносит по округе любовные письма и прочее.
Чтобы скрыть смущение, я покружила по комнате и подошла к окну. Шел дождь, мелкий противный дождичек, из тех, что начинаются ранним утром, и кажется, что никогда не закончатся. Племянник тети Иры, агент по недвижимости, под дождем носил к машине чемоданы. Он еще менее значимый персонаж, чем Племянница, еще быстрей промелькнет и исчезнет, поэтому я не буду тратить на него имя, просто буду называть его Племянник.
Чемоданов было шесть, четыре чемодана поместили в багажник, а два пришлось засунуть на заднее сиденье. Сергей сел за руль, рядом с ним уселась Алина, на заднем сиденье между двумя чемоданами, как будто в клетке, виднелся Вадик. Племянник, агент по недвижимости, нажал кнопку на пульте, запер калитку на дополнительный замок ключом, подергал на всякий случай, проверяя, закрыта ли калитка, засунул ключ в карман, похлопал по карману, словно говоря «тут никуда не денется», вежливо помахал рукой вслед отъехавшей машине и принялся разглядывать Дом, словно прикидывая, насколько выгодно он его продаст и можно ли это сделать немедленно.
Уехали, почему же так срочно? Тогда это письмо, без сомнения, мне: Сергей прощается со мной и объясняет причины отъезда; надеюсь, что это не какое-нибудь несчастье, а просто очень срочное дело. В этом письме – я мысленно увидела выдранную из блокнота чуть смятую страничку, второпях косо написанные строчки, – в этом письме написано, что он меня любит…
…Пожалуй, все-таки нет – взрослый человек не объясняется в любви, как мальчишка-первоклассник: «Лиза, я тебя люблу»… Хорошо, пусть не «люблу», а «позвоню» или, на худой конец, «дорогая овечка… твой принц».
Но если это письмо мне, что тогда Жене? Ох, какие же мы все эгоисты! Когда мне приходится признаться в чем-то неблаговидном, я всегда говорю – ох, какие же мы все… а ведь это вовсе не все, это я. А Жене… Жене Вадик просил передать на словах: «Пришлось уехать по срочному делу, люблю, целую, уже скучаю…»
Я протянула руку за письмом.