– Когда затонула «Нота»? – спросил Анатолий Иванович, не утруждая себя объяснениями.
– В ночь с 18 на 19 июня 1918 года.
– Где?
– Миль сорок от мыса Дооб, рядом с мысом Чуговпас – точнее сказать трудно. Недалеко от берега…
– Недалеко – это сколько?
– До полумили.
– Что случилось?
– Думаю, что мина. Не снаряд – это точно. Мы шли без огней и попасть в нас было невозможно и с кабельтова. Да и взрыв был глухой… Определенно, мина!
– Зачем шли так близко?
– Для безопасности и шли – по-над скалами.
– Странно, – произнес Анатолий Иванович саркастично. – Откуда там мина? Ветром ее надуло, что ли?
Несмотря на связанные за спиной руки, Юрий Петрович попытался пожать плечами, и у него получилось.
– Капитан говорил, что там сильное течение вдоль берега. Вход в Цемесскую бухту минировали, могло сорвать и отнести. Впрочем, я не знаю, я не минер и, по большому счету, не моряк.
– Течение, говоришь? Что ж… Может быть, может быть… Пусть так. Рассказывай дальше.
– Около двух часов ночи я вышел на палубу перекурить. Мы, вообще, все не спали этой ночью, спорили о том, что видели в Новороссийском порту. Штормило, но не сильно. Было ветрено и дождь… Даже не дождь, а такая противная морось заползающая под дождевик и бушлат. Я зашел с подветренного борта – со стороны моря и спичку зажечь не получилось бы, не то, что закурить!
– Кто еще был на палубе кроме тебя?
– Я никого не видел. Вахтенный, наверное, был. Викентий Павлович прошел в рубку. А потом – громыхнуло.
– Слева? Справа?
– Скорее уж – под днищем. Я упал. Тряхнуло здорово, затылком о переборку приложился, встал – вижу, что кормы нет, она нас обгоняет, и уходит к берегу под прямым углом, словно ее на буксир взяли. А нос, и меня вместе с ним, кружит, как в водовороте речном, и под воду затягивает.
– Ты кого-нибудь видел на палубе?
Бирюков покачал головой.
– А Чердынцев твой?