Примерно через час группы, стайки и ганги стали собираться в кафе и кофейных барах района. Самые «крайние» элементы, как обычно, толпились у музыкального автомата в «Тропической ночи». В полном противоречии с теориями школьных психологов и социологов местный клан состоял из двух групп подростков, между которыми на первый взгляд было мало общего: хулиганов и интеллектуалов. За пределами школы имели значение высота прически и ширина джинсов, но никак не оценки. И эти две группы на год-два объединяло взаимное, хотя и вынужденное уважение.
— Вот он рассказывал про это да сам себя и грохнул, — сказал Эрни Уилсон. Его слушали внимательно: три недели в исправительном заведении создали ему стойкий авторитет. — Да пускай все эти учителя попрыгают из окон. Они же глупые, а то бы не пошли на такую работу.
Эрни Уилсон всегда ходил в черной пластиковой куртке под кожу. Выше пояса он одевался в расчете на Арктику, ниже — тонкие узкие джинсы, нейлоновые носки и мягкие остроконечные сандалеты. Эрни не мог допустить, чтобы разговор перехватили занудные интеллектуалы, и, тыкая указательным пальцем в воздух, он говорил уверенным голосом:
— Он всегда был такой же, как все, этот Оливер: они друг от друга ничем не отличаются. Мысль об этом грызла его, грызла и убила, понимаете? Это — пси-хо-логи-чес-кое! — Он огляделся по сторонам. После ареста — ему было тогда всего четырнадцать — Эрни всегда садился так, чтобы ему была видна входная дверь. Так и получилось, что он первым увидел мистера Теллена, репортера местной газеты. — А, тип из районного листка. Вообще-то он парень ничего.
Мистер Теллен подошел к ребятам и, широко улыбаясь, снял запотевшие очки в черной оправе. Он одевался аккуратнейшим и современнейшим образом — лет эдак на десять моложе своего возраста.
— Ну, ну, — сказал он, — это печальные новости, детки…
— Печальнее быть не могут, детка, — подхватил Чарли Борроуз.
Эрни Уилсон нахмурился и протянул в ковбойском стиле:
— Чего-же-тебе-надо-детка?
Мистер Теллен поплотнее запахнулся в непробиваемую репортерскую шкуру.
— Вы, ребята, должны были знать, думаю, мистера Оливера? Слышали новость, конечно? Несчастный случай, я полагаю? Как, по-вашему, окна там не слишком низкие? Инспектора когда-нибудь приходили в школу? Для вас, ребята, наверное, тяжелый удар, а? У нас-то район тихий, скромный… Вы уж извините, что я столько вопросов задаю. Но это не просто так, здесь есть нечто такое, чего я не понимаю…
— Вали отсюда, молодой человек, а не то… — отрезал Эрни, и все посмотрели на репортера холодно и враждебно. У детей было некое подобие уважения к учреждению, которое они терпеть не могли, и мертвому учителю, которого презирали.
— Во всем этом есть что-то забавное, — заявил мистер Теллен.
— Да, и это забавное — ваша шляпа, — отозвался Эрни, и все расхохотались.
Теллен, однако, знал, что дети не могут долго сохранять позу — а сейчас это было лишь позой — и начнут задавать вопросы. Так и вышло.
— В чем дело? — спросил один из мальчиков. — У вас есть фамилия учителя, вы будете на следствии — чего же вы хотите от нас?
— Чем это пахнет для нас? — Эрни задал вопрос в манере частного детектива из кино.
— Ну, мои дорогие молодые люди! Вы видели слишком много фильмов. Моя газета не платит за информацию. Я угощу всех кофе, но только потому, что вы все мне нравитесь…
— Жаль, что это не взаимно… — пробормотал Чарли.
— Так вот, о мистере Оливере… — начал Теллен, сделав предварительно заказ. Дети притихли.
— Он выбросился из окна. Жаль, что и тебе не пришло в голову сделать это, — отрезал Эрни. — О чем тут вообще трепаться? Это было его право.
— А что вы вообще о нем знаете? — спросил Теллен. — Может быть, — он тряхнул головой, — Оливер занимался с кем-то из девочек… частным образом? Ну, вы понимаете?