— А? — отозвался тот, не пошевелившись.
— Что же это такое?
Пал Палыч приподнялся на локте и спросил:
— А что?
— Надо торопиться. Сеять занятого пара не будут. Надо переключать все тракторы на культивацию черного пара. А ты спишь. И воды нет.
— Не будут сеять?! — бодро воскликнул Пал Палыч и сел.
— Не будут.
— Ах я, сукин сын! — еще раз воскликнул Пал Палыч. — Как же это я не догадался-то?
Он вскочил, подтянул чересседельник, поправил узду. И — удивительное дело! — лошадь подняла голову, запрядала ушами, ободрилась, будто ездовой что-то такое шепнул ей на ухо, и… побежала рысью.
— Впере-ед! — крикнул Пал Палыч, сдвинув картуз на затылок, и скрылся в облаке пыли, поднимаемой колесами.
Все трое смотрели ему вслед. И каждый реагировал по-своему. Филипп Иванович улыбнулся и сказал:
— Ну и саботажник!
А Вася — свое:
— Обижать нельзя — пожилой человек — и не поругать невозможно.
— И прозвище-то ему Рюха, — добавил шофер.
Но Филипп Иванович знал, что за странностями и медлительностью Пал Палыча тщательно скрывается человек, не понятый многими; до поры до времени спрятал он свой взгляд под козырьком, будто и в самом деле ему «интересу нету».
Председатель колхоза Николай Петрович Галкин встретил агронома и бригадира одним словом:
— Понимаю. — И добавил: — Опять снюхались.
— Опять, — подтвердил Вася и улыбнулся одними глазами.
— Вот, что я тебе скажу, Филипп Иванович, плохо мне без тебя, — ни с того ни с сего сказал Николай Петрович.
— А я вот он, тут.
— Тут, да не тот, — вздохнул председатель.