— О, уже кандидат!
Но тут вмешалась в разговор Изида Ерофеевна, возымевшая большую симпатию к Егорову с первого разговора, а потому и ставшая откровенной.
— У него ведь такие крупные знакомства. Такие крупные! Иначе он тоже тянул бы лямку, как и вы. Не имей сто рублей, а имей сто друзей, — заболтала она. — Профессор Чернохаров и бронь-то ему… Наука, она…
Карп Степаныч опешил.
Егоров нахмурил брови и сжал зубы.
Изида Ерофеевна стушевалась и замолкла, отдаленно догадываясь о том, что она сказала что-то не так.
Егоров, круто повернувшись, отошел, остановился вполоборота и грубо, как недругу, крикнул:
— А ну живо очищайте место!
Карп Степаныч поспешил отъехать. Добра от этой дружеской встречи он не предвидел.
Долго они ехали молча. Полдня ехали. Наконец Карп Степаныч оказал первое слово:
— Дура!
Изида Ерофеевна ничего не сказала, а наотмашь ударила мужа туфлей по голове. Покормили лошадей и поехали дальше. Молчали снова до вечера. Вечером же Карп Степаныч, укладываясь спать, еще раз сказал:
— Дура!
На этот раз Изида Ерофеевна возражала не очень, так как туфлей бить не стала. Тогда Карп Степаныч стал ее воспитывать и по этой причине спросил:
— Для чего человеку дано два уха и только один рот?
— А я почем знаю, — ответила супруга.
— Два уха и один рот даны человеку для того, чтобы он, человек — высшее создание природы, слушал в два раза больше, чем говорил.
— Это ты к чему? — чуть-чуть уже соображая, спросила она.
— А к тому: сейчас война, болтать тебе меньше надо.
— Я уж тоже думаю… Да все как-то… не получается.
— Сознание ошибки — признак доброго сердца, — заключил Карп Степаныч.
Он простил супругу. И больше не вспоминал.