— Твоя… — шептали крупицы песка в уголках ее рта, — давно… усопшая, — шептала она, — пра-ро-ди-тель-ни-ца.
— Не может быть!
— Можжжет… — сказала намечающаяся трещина в барельефе рта.
— Нет!
— Не… кричи… — прошептал тот голос, слогами вещая из чрева двухтысячелетнего царства тихого эха. — Ты… меня… разрушишь.
И действительно, горстки сухого песка упали с ее запеленутых плеч, контуры иероглифов на груди утратили четкость.
— Как ты сюда попала? — спросил наконец Тимоти.
— Лучше, — сказала она, — спроси кто… позвал сюда… тебя?
— Кто?! — прокричал тот.
— … мягче…
— Кто? — мягко спросил он.
— Я, — ответила Пылевая Ведьма.
— Никто меня не звал.
— И все-таки ты услышал. — Речь старой женщины звучала теперь отчетливее, слоги стали сцепляться в слова, а слова — в предложения.
— Взгляни…
Крошечная спираль пыли взвилась над ее исписанным иероглифами бюстом, на котором боги жизни и смерти приняли столь же застывшие позы, что и ряды древних побегов маиса и пшеницы.
Глаза Тимоти становились шире.
— Ну? — прошептал ее голос.
— Этот. — Он коснулся лица ребенка, заброшенного на поле со священными животными.
— Я?
— Конечно.
— Так значит, это не совсем я устроил раскопки? Давно подразумевалось, что я найду тебя? Но как?