— Он твой отец, — всхлипнула женщина. — Он любит тебя. Он любит Еву.
— А тебя он любит, мама?
— Да, меня он тоже любит.
— Тогда почему ты плачешь?
— Я не могу сказать тебе, Рэд. Я не могу сказать тебе этого, но я люблю тебя.
Теперь она рыдала, и на этот раз это было страшно, страшнее, чем раньше. В чем же было дело? В чем было дело и на этот раз и всегда? Почему все не могло быть так, как должно было быть? Почему все и всегда было странно, таинственно, опасно, хрупко, готово вдруг разбиться вдребезги?
— Я люблю тебя и я люблю его, Рэд, — сказала женщина. — Я не люблю Еву, потому что она такая же, как я. Я ненавижу Еву.
— Мама!
— Я люблю ее. Я ее тоже люблю, Рэд.
— Она нашла звезды, мама.
— Да, я люблю ее.
— Никто не замечал их, и только она заметила. Разве нет?
— Да, она нашла их, Рэд.
— Что случилось, мама?
— Я не могу сказать тебе, Рэд.
— Ты не знаешь, мама?
— Знаю.
— Тогда скажи мне.
— Я не могу сказать тебе, Рэд.
— Что же мы будем делать?
— Я не знаю, — заплакала женщина.
Когда он пересек виноградник и выбрался на другую дорогу, он перестал бежать и. пошел медленно, весь горя в огне, чувствуя, как захлестывает его теперь опьянение и смертельная усталость. Вдруг он споткнулся обо что-то — «моя гнусная жизнь!» — мелькнуло в голове, — и больно упал. Он остался лежать как упал, вдыхая поднявшуюся от падения пыль, чувствуя ее привкус. Он потянулся вперед, вцепился пальцами в землю, поднялся на ноги.