Джедай с облегчением выдохнул.
— Ну и отлично. Спасибо. Мне не к спеху.
Профессор подвинул обе плашки лаборанту:
— Вася, займитесь.
— Которая запаянная, должна быть лет на сорок старше, — быстро предупредил Джедай и нервно добавил: — Только, пожалуйста, молодым углеродом не запачкайте!
— Обижаешь, — хмыкнул Вася, небрежно подхватил обе плашки и вышел из лаборатории.
Профессор проводил его задумчивым взглядом и повторил:
— Лет на сорок старше?.. Это же свежие спилы, по годовым кольцам видно. Нынешнего года или предыдущего…
— Вы совершенно правы, — согласился Джедай. Спилы совсем свежие, вчерашние. С одной ветки.
Профессор машинально протер очки носовым платком и поморгал, близоруко сощурясь.
— Как же такое может быть? — растерянно спросил он.
— Я не говорю, что такое может быть, я хочу только, чтобы вы это проверили, — объяснил Джедай.
— И вы считаете, что это безумство может подтвердиться?
— Хотелось бы надеяться, — сдержанно согласился Джедай.
— Э-э-э… Но тогда вы сможете объяснить, как вы получили эти образцы? — заинтересовался профессор.
— Обещаю. А пока это только мои предположения, — ответил Джедай.
Джедай появился в Доме малютки, как всегда, после семнадцати, когда у детишек было так называемое свободное время — двухчасовой промежуток между тихим часом и ужином.
Он старательно вытер ноги о коврик и заглянул в кабинет персонала — там сидела единственная нянечка, заполняя какой-то журнал.
— Добрый вечер, я к своей — можно? — спросил Джедай.
Нянечка мельком взглянула на него и кивнула: все здесь давно знали Джедая в лицо. В ее взгляде Джедай заметил обычную смесь сочувствия и безнадежной жалости и стиснул зубы — это мы еще посмотрим.
В игровой комнате сегодня было необычно шумно — двое малышей сорись из-за красной пожарной машинки, еще один ревел из-за ушибленной коленки. Джедай взглядом поискал свою дочку Соню — она, как всегда, не участвовала в играх, сидела в уголке с соской во рту, меланхолично наблюдала, как драчуны с переменным успехом делят машинку. Едва успев войти, Джедай оказался в фокусе всеобщего внимания — машинка тут же была забыта, и даже рева успокоился, во все глаза уставившись на Джедая. Большинство детей здесь были «отказниками» — детишками с врожденными дефектами, от которых родители отказались в младенчестве. В три-четыре года человеку не особенно важно, есть ли у него какая-нибудь редкая форма генетического уродства, гораздо важнее, есть ли у него родители. Практически ни у кого здесь родителей не было, многие детишки, наверное, даже не знали, что бывает и другая жизнь. А вот у двухлетней Сони был папа. Это выделяло ее из группы, и ей, может быть, не до конца осознанно, завидовали.
У Сони было генетически обусловленное заболевание крови — галактоземия — и врожденный порок сердца. Девочке требовались периодические вливания плазмы и сложная дорогостоящая операция на сердце, возможно, даже не одна. То, что она дожила до двухлетнего возраста, само по себе было удивительно. Врачи констатировали, что девочка не проживет и месяца, мать отказалась от нее сразу же после рождения. Джедай хорошо помнил, как она рыдала у него на плече, причитая: «Надо было аборт делать, предупреждали же меня, я же знала!», ну и далее по тексту про детей сталкеров. С тех пор они больше не виделись.