— Юморист. Что за дело?
— Секретное.
Эрнест вышел из комнаты. К третьему раунду он оказался не готов, поэтому остаток вечера провел в ранге наблюдателя.
Русинов припарковался возле полузаброшенной многоэтажки. В окнах немногих квартир мигало пламя от свечей. Похоже, эта часть города давно была обесточена. Он взял фонарик и вошел в темный подъезд. Нужная квартира была на третьем этаже. Док постучал. Через полминуты из-за двери раздался хриплый мужской голос:
— Кто?
— Здравствуйте, я доктор Русинов. Мне надо поговорить с вашей женой по поводу анализов.
Дверь тут же распахнулась. На пороге стоял костлявый мужик с голым торсом и в трико. На лице — седая борода.
— Анастасия дома? — спросил Русинов, заглядывая за мужика.
— Да, — ответил седобородый и окрикнул жену. — Прохо…
Он не успел договорить. Доктор выстрелил ему в лицо из пистолета с глушителем, перешагнул тело и прислушался. С кухни доносился звон посуды.
— Олег? — услышал Русинов.
Он убрал пистолет и приготовил пропитанный хлороформом платок. Женщина не успела даже пискнуть. Док всё сделал профессионально.
На следующий день трио байкеров собралось в привычном месте в шесть часов после полудня. Перед тем, как выехать из дома, Эрнест ответил на важный телефонный звонок. Настолько важный, что всю дорогу до площади он ехал в размышлениях, дилеммах и смешанных чувствах радости и страха. Позвонил Александр Русинов, главный доктор города и отец Даши по совместительству.
— Она пришла в себя, — коротко и сухо проинформировал доктор.
Эрнест не сразу нашел что сказать. Русинову это не понравилось:
— Тебе так же все равно, как и в тот вечер?
— Конечно, нет. Когда я могу приехать навестить ее?
— Она хочет видеть тебя сейчас же, — ответил док и сбросил.
Кустов трясущимися руками нащупал в кармане ветровки изрядно помятую пачку «Мальборо». Выкурив одну за другой две сигареты, он выкатил из гаража «ямаху», проверил дробовик, натянул шлем и понесся по влажным после дождя улицам.
— Давайте перенесем побег из Вольера на пару дней? — предложил он на встрече.
Крик скорчил недовольную гримасу, Святой же без всякого нервного колебания в тоне произнес:
— О переносах не может идти и речи. Мы сделаем это сегодня и ни днем позже.