- А в каком же?..
Но Кавалерчик не умел ясно формулировать.
И все-таки «сенсации» суждено было случиться. Конечно, не потому, что она была нужна для радиогазеты, и не потому даже, что ее жаждал Боря Кавалерчик, хотя он, на свою беду, оказался к ней причастен; причин было много. А стечение обстоятельств получилось такое.
В тот день выпал первый снег. И выпал обильно, так что школьники наблюдали в окна, как быстро становятся крыши домов не только белыми, но и пухлыми. И вот в открытую форточку 9-го «А», где в это время шел урок географии, влетел крупный снежок и плюхнулся прямо в классный журнал, выбив ручку из пальцев Макара Андроновича, ставившего кому-то отметку. В ту же секунду Кавалерчик крикнул: «Бомба!»
Хотя это было не слишком смешно, многие тем не менее не упустили повода позабавиться посреди урока; кто-то вторил Борису, кто-то полез под парту, а Ляпунов даже завопил: «В атаку!» - что было совсем уж ни к селу ни к городу. Что касается Макара Андроновича, то он несколько секунд сидел неподвижно, но затем брезгливо снял расплывшийся снежок с журнала, бросил или, скорее, плеснул его в корзину для бумаг и вдруг проворно подбежал к окну.
Сидевшие в крайнем ряду тоже прильнули к окнам.
Верхом на заборе сидел мальчик и лепил, старательно уминая, снежок, которым время от времени замахивался на другого мальчика. Тот петлял по двору.
- Вполне вероятно, что это он! - сказал Макар Андронович.
- Который на заборе, Макар Андронович? - переспросил Валерий, добродушно улыбаясь. - Это же Хмелик. Мой пионер, - пояснил он.
- Очень кстати, что вы знаете его фамилию! - проговорил Макар Андронович обрадованно.
- Да не в том суть, - сказал Валерий. - Он же, во-первых, не стал бы кидать, а во-вторых…
- У вас могут быть на сей счет свои соображения, Саблин, - холодно ответил учитель, - но, прежде чем говорить, не худо б проверить.
Суровый тон, которым Макар Андронович прервал Саблина, никого не удивил. Еще в начале года передавалась из уст в уста история одного ученика 9-го «Б», одноклассника Игоря. Тот хорошо играл в шахматы, пылко «болел» за Смыслова и Петросяна и на этой почве сблизился с Макаром Андроновичем, который был тоже и игрок и болельщик. На переменах они частенько вперебой анализировали отложенные позиции шедшего в то время турнира. Но однажды географ не поддержал с учеником разговора.
«Не могу, - сказал он с сожалением, - уважать человека, который на немой карте принимает Рейн за Везер, а о Лорелее не слыхивал. Не могу уважать и не хочу притворяться!»
Случай этот произвел на ребят большое впечатление. В особенности непостижимым казалось то, что Макар Андронович обиделся за Лорелею, которая, в отличие от Рейна, к географии как будто не относилась, так что за нее впору было бы оскорбиться скорее уж Ксении Николаевне…
Итак, не было ничего удивительного, что строгий Макар Андронович был сух с Валерием, показавшим на днях довольно-таки нечеткие знания.
- Продолжим урок, - произнес Макар Андронович подчеркнуто бесстрастным голосом. - Сначала только попросим выйти из класса Кавалерчика.
- За что? - осведомился Кавалерчик, без особого, впрочем, недоумения.
- За попытку сорвать урок, - ответил учитель, - за безобразную выходку. Уяснили себе? - спросил он язвительно.
И Кавалерчик, не мешкая, покинул класс с такой непринужденностью, словно бы его отправили к нянечке за тряпкой.
А урок продолжался. …Вечером Валерий выступил на заседании комитета комсомола и совета дружины. Он сказал то, что собирался, но, в общем, все вышло не так, как он загадывал наперед. Так как собрались за тем, чтоб организовать подготовку к диспуту на тему «Облик советского школьника», то долго намечали будущих основных ораторов. Намеченные, в словах, до комичного одинаковых, давали себе «самоотвод» и молили освободить от поручения. Поскольку они были главным образом из числа отличников, то намекали еще, что нагрузка может дурно отразиться на их успеваемости. Их уламывали. Кое-кто соглашался. Кое-кто упорствовал. В конце концов все изрядно утомились. Тут и получил слово Валерий.
- Коммунистическое воспитание - это воспитание правдой… - начал Валерий и остановился.