— Да. Именно сейчас.
Наступила целительная, многозначительная пауза. Затем доктор Сэмпсон сказал:
— Ты уже говорил раньше, что боишься этого сна, но никогда не говорил мне, почему ты его так боишься.
— Ну… Это будет звучать слишком глупо.
Лицо Сэмпсона было серьёзным, спокойным, строгим- лицом человека, который ничего не считает глупым, который физически не способен найти что-либо глупым. Возможно, это была маска, но маска эта, по мнению Лэнигена, внушала доверие.
— Хорошо, я расскажу, — внезапно сказал Лэниген, но тут же запнулся.
— Давай, — сказал доктор Сэмпсон.
— Ну, это оттого, что я верю, что когда-нибудь, каким-то образом, я сам не понимаю как..
— Да, продолжай, — сказал Сэмпсон.
— Да, так вот мир из моего сновидения станет реальным миром.
Он снова запнулся, затем продолжил с напором.
— И в один несчастный день я проснусь и обнаружу, что я в том мире. И тогда тот мир станет реальностью, а этот — всего лишь сновидением.
Он повернулся, чтобы увидеть, как подействовало на Сэмпсона его безумное признание. Если доктор и был поражён, он этого не показал. Он спокойно раскуривал свою трубку от тлеющего указательного пальца левой руки. Потом он загасил палец и сказал:
— Да. Продолжай.
— Что продолжать? Это всё, и всё дело именно в этом!
На розовато-лиловом ковре появилось пятнышко размером с четвертак. Оно потемнело, разбухло и выросло в небольшое фруктовое дерево. Сэмпсон сорвал один из пурпурных стручков, понюхал, положил на стол. Он посмотрел на Лэнигена твёрдо, печально.
— Ты уже рассказывал мне раньше про этот свой кошмарный мир, Том.
Лэниген кивнул.
— Мы обсудили его, проследили истоки, раскрыли его смысл для тебя. В последние месяцы, как мне кажется, мы установили, почему тебе необходимо терзать себя этими кошмарами и ночными страхами.
Лэниген кивнул с несчастным видом.
— Но ты отказываешься посмотреть правде в глаза, — продолжал Сэмпсон. — Ты каждый раз забываешь, что мир твоих снов — это сон, только сон и ничего больше, сон, управляемый произвольными законами, которые ты сам же и создал для удовлетворения нужд твоей психики.
— Хотелось бы мне в это верить, — сказал Лэниген. — Загвоздка в том, что этот мой треклятый кошмарный мир странно логичен.