— Я не сержусь, Федот Иванович. Что ты…
— А не сердишься, так ладно. Я вот, слышь, баньку стопил. Может, сходишь, попаришься? Веники я на это дело припас свеженькие.
«Вот принесло его! — досадливо подумала Тоня. — Сейчас бы я сказала все».
— Баня? — переспросил старший лейтенант. — Вот спасибо, Федот Иванович. Сейчас же иду. Обязательно.
Он сбросил китель, достал из вещевого мешка мыло и полотенце, и они вышли.
— Видно не судьба мне с ним говорить, — вздохнула Тоня. — Ладно, завтра, когда Елена Васильевна приедет, обоим им сразу и скажу. Только, наверно, не поверит Елена Васильевна. Нет. Надо сперва ему сказать. Может быть, он уже позабыл про это, и меня не узнает.
Прикрутив лампу, она вышла на крыльцо. Дождь обманул, прошел стороной. Стало прохладней. С дальних озер подул ветер, принес запахи ряски и сырого песка. Тучки растрескались, и сквозь кривые трещины просвечивало лунное небо.
— А вот скажу! — упрямо твердила она про себя, глядя на две темные фигуры. — Дождусь, когда он вымоется, и скажу. Сяду возле бани и буду караулить…
И с таким же злым упрямством, какое овладело ею, когда она тащила раненого в сарай, она сняла туфли и быстро зашагала вслед. Идти надо было в другой конец деревни, к речке. По дороге Тоню встретила любопытная подруга и стала расспрашивать, куда она идет, зачем несет туфли. Тоня не могла отвязаться от нее минут пять. Наконец она вышла к берегу. Банька Федота Ивановича, окруженная кустами орешника и чернотала, стояла в отдалении, на крутом мыске между рекой и глубоким оврагом. Узкая ступенчатая тропинка вела от низкой, в две доски, двери к речке. Белый пар сочился по всей соломенной крыше.
Старший лейтенант, видимо, уже парился. Тоня издали услышала голос Федота Ивановича:
— Теперь, слышь, я на полок полезу, а ты подбрось ковшичек.
Раздалось громкое шипенье каменки, пар над крышей закручивался.
— О-ох… хорошо… — застонал Федот Иванович. — Еще-е…
Бревна треснули. Силой пара отворилась дверь, и стало слышно, как в бане круто бурлит кипяток.
— Прикрывай! — закричал Федот Иванович испуганно. — О-ой, смерть моя! А ну еще!..
Тоня села в кустах на корягу. Минут через пять Федот Иванович выбежал голый, дымящийся, в пятнах березовых листьев, сбежал по тропинке так быстро, как будто за ним гнались, с разгону влетел в реку и, сложив крестом на груди руки, присел три раза. Потом потихоньку вернулся, прикрыл за собой дверь.
«Теперь скоро», — подумала Тоня.
Загремели шайки.
— Что это у тебя, слышь, с ногой? Раненый? — донеслось до Тони.
Она замерла.
— С этой ногой целая история, — ответил старший лейтенант.
— Вон что. А я тоже, слышь, раненый был, в японскую. Вот тут видать?