— Ну, это пустое, — сказал брат, и наконец посмотрел на общину возле реки. Из дома, за которым они наблюдали, вышла женщина, окликнула игравшую на лужайке девчонку и завела её в избу. Стоя на крыльце, мать настороженно оглядывала вершины холмов. Женщина не могла видеть Навь, но сердцем чувствовала холод угрозы. Старые охотники из Навьего племени не раз говорили, что матери порой лучше псов чуют скорый набег. Набег — это ужасная резня ради пищи и пленников, которой сейчас так не хватало Волчице.
— Мы живём по заветам праведных предков, верим Ведам и гаданиям рун; почитаем Богов и соблюдаем уклад, — задумчиво молвил Серко. — Лишь токмо в набеги не ходим — это больше не нужно. У нас есть всё…
— Мы перестали быть Навью, — резко возразила сестра. — Мать нашла это треклятое убежище, полное еды и запасов, и сама стала оседлой! Уже двадцать Зим держит род на одном месте, словно на крепкой привязи! Но набеги всегда были для нас не просто добычей! Они почитали дух волка внутри! Делали нас теми, кто мы есть! Набеги кормили Зверя, а теперь мы стали только сытыми, разжиревшими псами.
— Нельзя двадцать Зим прожить на запасах, — с грустью в голосе напомнил Серко. — Ты же знаешь, что склады опустели. Токмо охота на лесных зверей кормит племя. Мы много ходим за сказами и знаем, как худо живётся всем прочим. Мы в безопасности — убежище спасает нас от Долгой Зимы. То, что Старшая выбрала это место, великое благо для рода. Мы живём, не проливая лишнюю кровь, но не перестали быть Навью. Мы спаслись. А другие из числа Навьих племён?
— Кто знает. Других мы не видели очень давно, — помрачнела молодая Волчица. — Должно быть, Моровые Зимы забрали всех…
— И не только их: людей в Яви тоже осталось не много. Стоит ли тогда затевать набег, соблюдая заветы? Продолжать вести себя так, как мы охотились до моровых Зим?
— Стоит ли тогда жить с Волком внутри? Держать этот дух в заточении собственной крови?! — огрызнулась на брата девушка. — Отпущу на волю Зимнего Зверя, сколочу избу, нарожаю детей. Всю жизнь буду жрать рыбу, пока не сдохну!
Она говорила с такой яростью и болью в глазах, что Серко изумился. Слова сестры были полны горестной муки, о причине которой в племени знали немногие.
— Хватит стенать и выламывать руки, — остановил её недовольные речи Серко. — Это не наша дорога, мы лишь гошем зашли глянуть, как живут здесь оседлые. Пора возвращаться в логово и донести сказ нашей матери.
Склонившись над рюкзаком, и более не тратя времени на рассуждения, он начал собираться в дорогу. Влада присела рядом, положив голову на плечо брата. Такая нежная тоска была ей не свойственна, и Серко насторожился.
— Давай ещё день в пути проведём? — предложила сестра. — Пройдем чуточку дальше, може увидим побольше? Село в пять дворов — это сказ невеликий…
— Отец велел через четверо суток вернуться. Два дня мы в пути, два дня на дорогу обратно. Мы и так видели многое. Помнишь, сколько дымов?
— Двадцать восемь, — буркнула девушка. — Лес да дымы над вершинами сосен — всё, что я вижу. Эта деревенька — первое Тепло за долгое время, так близко мы уже год никого не встречали. И мне всегда будет мало: мир большой, а мы по окраинам логова шаримся. Давай пройдём дальше?
Серко ответил не сразу. Он поднял лицо к серому небу, невольно нахмурившись. Весеннее солнце изо всех сил пыталось пробить полог хмари, но всё ещё было тусклым. К вечеру ожидай крепких морозов.
— Этой ночью явится холод. Можем и окоченеть…
— Так и эдак ночевать у костра. Что вперёд идти, что на обратном пути мёрзнуть, — негромко сказала сестра и ещё крепче прижалась к плечу.
«Вот значит, как она умеет выпрашивать. С отцом-сердобольцем получается, так решила и с братом попробовать?» — мелькнуло в голове у охотника.
— Ежели мы одну ночь проведём топая обратно до логова, тогда не замёрзнем. А коль вперёд уйдём, то придётся долго стынуть в дороге. Не нужно… — попытался отказать брат, но сестра не терпела отказов. Оттолкнув Серко, Влада одарила его ледяным взглядом.
— Вперёд идём. А ежели не пойдёшь, так я одна утеку и к этой самой общине направлюсь! — голубые глаза девушки сверкнули яростью. — Проберусь к домам и зарежу кого-нибудь. Кто первый мне попадётся, тому край настанет!
Она говорила абсолютно серьёзно. Лицо девушки побледнело, тонкие губы сжались. Серко не сомневался, что её язык гуляет сейчас по кончикам заострённых клыков.
— И ребёнка зарежешь?..
— Да, — прищурилась Влада. — Откажешь, так за ней и приду. Выманю из Тепла тихим стуком, да ласковым голосом, рот ладонью зажму и по горлу пройдусь, как учили.