От затрещины у мальчика клацнули зубы. Он, больше удивленный, чем испуганный, снова открыл рот, но ничего не сказал. На волшебные голубые глаза навернулись густые обильные слезы, но он не заплакал. Из носа тонкой струйкой стекла кровь.
— Нельзя никого обманывать, — прорычал кровельщик. — Извинись перед мистером Броуди и скажи, что наврал ему.
— Но я… — прошептал мальчик.
— Извинись, — рука снова угрожающе поднялась, но Аластор перехватил её, смотря строго и осуждающе.
— Я не думаю, что твой сын лжет, Аллен.
— Он лжет, — агрессивно ответил кровельщик и уволок сына прочь.
Аластор задумчиво смотрел им вслед, заинтригованный и завороженный ярким и чистым цветом глаз мальчишки. У его отца, да и у матери, когда та была жива, глаза были совершенно другие: глубокие и темные, как горький шоколад, и такие же непроницаемые и матово поблескивающие.
Сны — или видения — требовали от него немногого. Жертвы. Но жертвы вполне понятной и обоснованной, открывающей путь в землю Истины: четверых неверных людей, четверых истинных бесов и четверых отрекшихся от своей греховной сути бесов.
И хотя первоначальной миссией Аластора было уничтожение тех самых бесов, чем он занимался уже не первый год, он мог с легкостью назвать шестнадцать имен жителей Сторноуэя и окрестностей, кто принесет свои жизни в жертву высшему предназначению.
Пусть не по своей воле, пусть кто-то из них будет сопротивляться, но все исполнится так, как завещано.
Следующие полгода Аластор провел в приготовлениях. Побывал на соседнем Норт-Уисте, в Портри и Пулу, доехал даже до далекого Туотта, но скоро вернулся, ошарашенный огромным количеством нежити, наводнившей Оркадские острова. Оттуда он привез немолодую уже женщину, слывшей в Оркаде знахаркой, лечившей все близлежащие острова. Ходили слухи, что возраст ее перевалил за вторую сотню, хотя на вид было не дать и пятидесяти.
В северной группе островов начались волнения, жгли дома тех, кто казался неугодным большинству (в каких-то районах большинством были люди, где-то — нечисть). Пламя недовольства подбиралось и к южной группе.
Аластор посулил ей счастливую и беззаботную жизнь, если она возьмется обучить своему мастерству нескольких сторноуэйцев, и она поехала, собрав свои пожитки, густо пахнущие травами и медом.
Через неделю ее дом сгорел, подожженный теми, кого Анстис лечила с самого детства. Они уехали достаточно далеко, когда знахарка вздрогнула и обняла себя за плечи тонкими сухими руками.
— Дом, — коротко пояснила она на удивленный взгляд Аластора.
Тот равнодушно кивнул и продолжил смотреть в окно поезда, мчащегося на запад. Шотландские поля мешались зеленым и сиреневым, желтым и оранжевым, и снова зеленым.
Цвели люпины.
Анстис тоже смотрела на цветы, поглаживая ладонью свой тюк. Весь путь до западного берега за поездом летели птицы, их клекот было слышно даже за перестуком колес.
В остальных городах Аластор был поскромнее: склады бумаг и старых книг при церквях были основной его целью. Все, чему требовалось подтверждение, он обнаружил с легкостью, еще больше утвердившей его в собственной правоте и Божественном Провидении.
Он вернулся к осени, и привез с собой бумаги, старую книгу из тех, которым самое место в музее или на костре, и немолодую ведьму, отрицавшую свою причастность к ведьмовским силам.
— Лекарь, — гордо представил ее Аластор своей пастве.
Троих учеников нашла на острове Анстис, и не было среди них ни одного из тех, кто следовал за Аластором.