Потом он берёт дощечку и бросает её в небо. Дощечка летит, летит, кувыркается. И вдруг из неё выпархивает ослепительная, огненная птица. Та самая, которую он вывел своими палочками. Она взмахивает крыльями и мчится к солнцу.
— Ура! — кричит мой Человек.
Он вскакивает, пляшет, размахивает руками. Он хватает блестящее ружьё и палит в сторону, чтобы не задеть птицы. А она улетает всё выше и выше.
— Полетела, полетела! — кричит мой Человек.
Я тоже прыгаю, лаю. Мне весело, потому что весело моему Человеку. И дядюшка Овраг доволен, бормочет:
— Ну уж, молодцы…
Какой замечательный сон! Он снился мне долго-долго. Пока что-то не забухало, не затарахтело.
Я приоткрыл глаза. Оказывается, лежу в своей ямке. Низкое небо, моросит. В овраге работают машины. Начался новый день.
Собачья жизнь такая. Сегодня у тебя в зубах кость, а завтра не знаешь, как уцелеть.
Вчера Хромой притащился едва живой. Он, как всегда, побирался в поезде, и его там здорово стукнули. Было у него три лапы, а теперь и вовсе на двух приполз.
Терпел Хромой молча, только слезы в глазах стояли. Бедный Хромой, за что его так ударили?
Зато повезло Новым. Я сам это видел. У дома стояла машина, взрослый человек что-то в неё укладывал. Рядом вертелись Новые, ждали, может, чего перепадёт.
Тут из подъезда вышла девочка. Я знал эту девочку, как-то она угостила меня кусочком мяса. Девочка сказала:
— Папа, такие хорошие собачки, они тут всегда ходят.
Папа ничего не ответил, возился со своей машиной.
— Папа, как раз мне и Маше. Давай их возьмём на дачу.
Папа ничего не ответил.
— Я буду с ними играть, а они посторожат сад.
Ничего не сказал папа.
— Собаки, собаченьки, идите сюда, — позвала девочка.
Новые завиляли хвостами и подбежали. Я, наоборот, отошёл. Если девочка меня не зовёт, то и не надо. Она уже давала мне кусочек мяса. А теперь у неё ничего нет.
— Собаченьки, собаченьки, — говорила девочка и гладила Новых.