— Вот как!
— Вот так. Руками Великого Новгорода свои споры с Литвой решать хочет.
Всегда спокойное лицо Михаила свело судорогой. Он встал, сдерживая волнение, сжал в руке тисненый чехол посадничьей печати.
— Хоть бы то подумал прежде, что без нашей заморской торговли и Переяславль, и Тверь, и Москва пропадут! Сами немцам поклонятся тогда: придите и володейте!
— Вот как! — повторил Кондрат, не поспевая уследить за быстрой мыслью посадника.
— Что говорят купцы? — уже спокойно, взяв себя в руки, спросил Михаил.
— Приобижени суть от колываньских да раковорских немець.
— А сына Товтивилова на отцов стол сажать не хотят?
— Мало кто.
— И то добро!
— Вот чего еще, Михаил! Обижены купцы и на тебя и на меня. Почто позволил Ратибору виру дикую брать! Прошают: я ли купцам голова али Ратибор?
Посадник усмехнулся:
— Обижены, говоришь? Что ж, ты сам бы хотел лишнюю дань с купцов собирать?
Кондрат осекся, эта мысль ему не приходила в голову.
— Знаешь, что Ратибор на твое место метит? — продолжал посадник. Нет? А я знаю! И у Ярослава, заметь, он в чести. Ты гляди за Ратибором, Кондрат, чтой-то он нынче к купцам льнет. Мне доносили, что и грозил не одному и лестью уговаривал… И переветников ищет он неспроста. Не у самого ли рыльце в пуху? На нашей стороне ищет, на Торговой. Ты заморского купца Олексу хорошо знаешь?
— Что, Ратибор и до него добирается?
— Добирается ли нет, а покойник Творимир, батько его, слышно, с Борисовой чадью дела имел… Яблоко от яблони…
— А кто тогда с Борисовой чадью дела не имел! Только тот, кто не родилсе! Посадник Водовик, сам знаешь, был против Ярослава Всеволодовича, хотел на Чернигов опереться, было и передолили тогда, эко, добились, что смердам пять годов дани не платить! В ту пору все были довольны! А как затворил Ярослав пути да голодом задавил город, тут и подняли бунт.
Борисова-то чадь сперва в Чернигов подались, после во Плесков, а уж потом, как откачнулись все от их, они и ушли в немцы. Дак Творимир, отец Олексин, в немцы не бегивал, назад воротилсе! А что дела имел с тысяцким до последнего часу, то верно. Дак на того, кто быстро переметываетце, надежа плоха! С той поры сорок летов минуло, а как что, все наша Торговая сторона в ответе! Я у Олексы даве на пиру был, худого про него не скажу…
— Ты не скажешь, Ратибор скажет, тоже худо. Откачнутся от нас.
Оба задумались. Старый Кондрат пыхтел, переживая обиду.
— Орден, Орден! Без него бы и Ганза головы не подымала… — досадливо проронил Михаил. Ему было ясно, что за торговой спесью Ганзейского союза стоит воля Ливонского Ордена рыцарей-крестоносцев, разбитого, но отнюдь не добитого Олександром и даже очень усилившегося с тех пор.