— Может, это и правда, Лоу, но я видела тебя с другой женщиной. Ты держал ее за руку.
— Она работает в ФБР. — Сжав пальцами мои плечи, она ждет, что я продолжу. — Я строил против моего отца дело, и она его часть. Около года назад он попросил меня вернуться в Спрингфилд и стать шерифом. Сначала я отказался, но он продолжал настаивать. Тогда ко мне обратились из ФБР, заявив, что вокруг моего отца творятся нечистые дела. Мне это ни капли не понравилось. Я просто хотел не ввязываться в это, но услышал, как он говорил о моей сестре. О том, чтобы заставить ее вернуться сюда, и я знал, что у него были планы загнать ее под каблук. Мы никогда не были близки, но я не мог позволить ему сделать это.
— Я пошел сегодня на свидание в качестве приманки. Сходить поужинать, а потом к моему отцу выпить. Я отвлекал бы старого доброго папочку и мачеху, пока Дебра, моя подставная девушка, — я подчеркиваю «подставная», чтобы Джозефин поняла, — могла пошпионить. Но все вылетело в трубу, когда ты не отвечала на мои сообщения, — рассказываю я, хотя мне все равно, что план провалился. Я найду другой способ. Джозефин — мой приоритет номер один. Не те махинации, что проворачивал мой отец, чтобы подняться в жизни.
— Я провалила твое дело?
— К черту дело, — рычу я, потому что сейчас это не проблема. — Джозефин, моя сладкая Джозефин. Подумай о том, как я поклонялся твоему телу. Каждую ночь занимался с тобой любовью. Ты — все для меня. В этом мире ничто другое не имеет для меня значения, если у меня нет тебя.
— Лоу.
Ее глаза снова наполняются слезами, но могу сказать, что достучался до нее. Ее красивое лицо смягчилось. На нем то же самое выражение, которым она смотрит на меня, когда я говорю ей, какая она сладкая, а она отвечает, что в ней нет ничего сладкого, но это полная чушь. Она чистая сладость. Сладость, которую получаю только я.
— Ты сказала правду? — спрашиваю я.
Она непонимающе смотрит на меня.
— Что?
— Когда сказала, что любила меня. Ты сказала правду? Ты все еще любишь меня? — Ее слова будто пронзили меня, когда она в гневе обронила их. Я хочу, чтобы это было правдой. Нуждаюсь в этом. Мы никогда не говорили эти слова друг другу, потому что я не хотел давить. Я уже и так сильно подтолкнул ее, что не хотел добавлять. И, честно говоря, я хотел, чтобы она сказала первой. Я столько всего сделал, чтобы заполучить ее, и теперь хочу, чтобы она сделала шаг навстречу.
Джозефин опускается на колени передо мной, но я хватаю ее под руки и встаю. Она обвивает ногами мою талию, а руками шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке.
— Ты никогда не должна опускаться на колени.
Она игнорирует мои слова.
— Прости, я погорячилась. Я просто… ты просто… — она с трудом сглатывает, и я задерживаю дыхание, задаваясь вопросом, скажет ли она эти слова снова, — слишком идеальный, чтобы быть правдой. Я никогда не ощущала подобного раньше, но я должна была знать, что чувствую, когда ты прикасаешься ко мне — ты любишь меня, и я люблю тебя.
Я глубоко целую Джозефин, проталкиваясь языком в ее рот, нуждаясь сейчас в ее вкусе больше, чем в воздухе. Я так чертовски боялся, что она никогда не позволит мне этого снова. Ощущая ее сладость на своем языке, я крепче сжимаю ее тело. Прижимаю к машине, но быстро отступаю, вспоминая, что мы все еще на обочине дороги, и я не хочу, чтобы кто-нибудь видел эту страсть на ее лице. Это все мое, и я ни каплей не поделюсь.
Она пытается притянуть меня обратно к себе, и я улыбаюсь. За последние несколько недель она стала более раскрепощенной, когда дело доходит до спальни. Это чертовски восхитительно, когда она пытается командовать мной в постели.
— Не здесь, — говорю ей я, напоминая и себе тоже, где мы находимся, прежде чем окончательно потеряю контроль.
— Отвези меня домой.
Я замираю, услышав ее слова, и она, должно быть, чувствует, как напряжено мое тело.
— К нам домой, — заканчивает Джозефин, и я улыбаюсь. В течение этих нескольких недель я пытался незаметно перевезти ее, и теперь, похоже, она не против.
— Я люблю тебя, дорогая, и наш дом — самое идеальное место, где я предпочел бы взять тебя.