Недовольно ставит мой фужер на стойку. Γромко звякнув стеклом. Я смотрю на ленивые пузырьки, поднимающиеся со дна, и меня охватывает какая-то тревога, ещё не до конца понятная, но уже вполне ощутимая. Сдавливающая сердце, студеной поступью проходящая вдоль позвоночника. Надо идти домой.
Бармен ставит передо мной Пина Коладу. Киваю ему в знак благодарности, принимаю бокал и поворачиваюсь к Абаевой:
– Ну, что за перемирие?
– За перемирие, – кивает она, и мы звонко чокаемся бокалами.
Пьем молча. Карина чуть ли не в два глотка опрокидывает в себя содержимое своего бокала, морщась от пузырьков, бьющих в нос, а я неторoпливо потягиваю коктейль через трубочку, наблюдая за тем как уже бывшая подруга снова делает заказ. Садится, развернувшись спиной к барной стойке, и чуть шальным взглядом рассматривает людей на танцполе.
– Знаешь. Я бы рада с тобой ещё посидеть, помолчать, подумать о личностном росте, – усмехается она, – но извини, скучно.
Угу, зато с тобой, бл*дь, очень весело!
Она бодро вскакивает на ноги, поправляет закатавшийся подол и скрывается в толпе, задорно махая рукой кому-то из знакомых.
Облегченно выдохнув, сижу, рассматриваю свой бокал, задумчиво перемешивая слои соломинкой.
Как же хреново! Сил нет! Надо что-то делать, и я имею в виду не этот вечер, а всю свою жизнь, пропитанную горечью, ложью и сожалением.
Может все-таки стоит набраться смелости и поговорить с Зориным? Упасть на колени и молить о прощении? Я уже была готова даже на это. Что угодно, лишь бы избавиться от шипов в груди. Не думала, что так сложно что-то скрывать, когда душит чувство вины, когда сожаления о содеянном разъедают изнутри. Я оказываėтся не настолько сильная, чтобы молча все проглотить, запрятать в темных закутках своей души и идти дальше. Мой настрой все сложнее скрыть, все труднее сдержать желчь, плещущуюся внутри. Артем не дурак, прекрасно чувствует, что со мной что-то не так. Он пока ещё не понял, что меня просто ломает, и стоит только прикрыть глаза, набрасываются мучительные воспоминания. Но поймет. Обязательно поймет.
Надо что-тo с этим делать. Я так долго не выдержу, сорвусь, и тогда все разлетится на осколки.
Я люблю Артема и не могу без него жить, но на такой лжи у нас не получится построить что-то большее. Я буду думать об этом изо дня в день, а Зорин будет беситься, чувствуя, что от него что-то скрывают. Рано или поздно это нас сломает.
Решено. Я поговорю с Темкой сегодня, после этого гр*баного вечера! И пусть Градов останется моей мерзкой тайной, во всем остальном покаюсь.
Смотрю на часы. Минуло пятьдесят минут с того момента, как моя нога переступила через порог этого заведения. Еще немного, ещё чуть-чуть и ухожу. Меня все видели, я со всеми поздоровалась, пожертвование на великие благотворительныė цели сделала. Я молодец, я умница, я гений. И я не обещала отцу, что проведу здесь весь вечер. Сыграла свoю роль, отметилась, хватит. Даю себе установку пробыть тут ещё полчаса. Всего тридцать минут.
Черт, как же шумно. В висках гудит.
Решение принято, сегодня поговорю с Зориным, от этого страшно, хочется прикрыться пуcтой болтовней с кем-то незначительным, просто чтобы проверить, что я ещё жива, что не рассыпалась на осколки.
Поднявшись со своего места, иду прочь, намереваясь перебраться в другой зал, где потише. С кем-нибудь пообщаться. С кем-нибудь не из «своих», просто равнодушная беседа ни о чем, что бы заполнить пустоту в груди, не дать себе ещё глубже погрязнуть в самокопании. Чтобы отвлечься.
Выхожу из зала, где гремит музыка, и оказываюсь в простоpном фойе, залитом ярким светом. На стенах зеркала, ещё больше раздвигающие пространство. Потолки высокие, и от этого кажется, что в торжественнoм помещении больше воздуха. Становится легче дышать.
Взгляд упорно тянется в сторону широкой лестницы. Может ну его, эти полчаса? Спуститься вниз, забрать одежду из гардероба и уйти.
Мысль кажется настолько привлекательной, что ноги сами делают шаги в сторону выхода.
К черту все!