Капитан поднял голову, и выразительно посмотрел на меня. В его желтых глазах светился неподдельный испуг вперемешку с надеждой. В ладонях он сжимал небольшой продолговатый предмет, из верхней части которого торчала проволочная чека.
– Это граната, Давид, – сказал капитан. – Старое оружие. На верхней станции такое не используют. Поражающего действия ее хватит на то, чтобы погасить всех этих дурных махин. Ну и саму станцию заодно.
– Ты хочешь, чтобы я это сделал?
– Давид, пожалуйста, не надо, – заплакала Анна, поняв что сейчас произойдет. – Не оставляй меня, ты же обещал!
– А ну замолчи, – капитан вдруг разозлившись занес руку, чтобы отвесить девушке пощечину, но я довольно грубо перехватил его.
– Тронешь ее, и я переломаю все твои плавники.
– Какая разница, – усмехнулся капитан, – ты все равно не жилец..
– Ты в этом уверен?
– А сам-то ты хочешь этой жизни? Ты ведь мертв уже как несколько столетий. Ну и смысл? Давай, вернешься к семье, все у тебя будет хорошо.
Капитан смотрел на меня с ухмылкой, ненавязчиво демонстрируя острые зубы. Я понимал, к чему он клонит.
– Знаешь, – сказал я, – пока меня не вытащили сюда, ничего не происходило. Вокруг была темнота, и я ничего не помню. И не надо мне тут про семью затирать.
– Давид, нет! – воскликнула Анна, и бросилась мне на шею.
– Убери ее.
Седрик тут же схватил девушку и оттащил назад.
– Один вопрос, – сказал я, взвешивая гранату в руке, – а что будет с вами всеми? Тут же все раскурочит.
– Ну, – начал капитан, – до верху не дойдет. Она не настолько мощная. Мы с девкой и Фергом в тоннеле переждем, пока все случится. За нас не бойся. И за себя тоже.
– Я понял.
Мне оставалось только кивнуть им на прощание. Я смело зашагал вперед, прямо на встречу роботам.
– Эй станция! – крикнул я, устремив взгляд в потолок, – я согласен!
И, не дождавшись ответа, дернул чеку после чего швырнул ее прямо к центральный блок.
Взрыв. Грохнуло так, что задрожали стены. Реальность погибла в огне. Меня отбросило куда-то в сторону. Кажется, я успел заметить (впрочем, без особой тревоги) как разрывает на части мое тело. А затем наступила тишина.
– Давид! Давид!