– Давай, шагай на палубу. Может, с него удастся связаться с кэпом.
Нильс в недоумении уставился на него:
– Ты это серьезно? Да там же все в куски разнесло!
– Нос в куски разнесло. А на корме еще что-то может и осталось, – спокойно ответил Фергюс и толкнул Нильса вперед.
Черные, развороченные внутренности корабля кое-где блестели от обрызгавшей их крови. Но переборка защитила от взрыва некоторые помещения на корме Льва. Фергюс шарил среди обгорелых останков, пытаясь найти вход в рубку.
– Она должна быть где-то здесь.
Нильсу внезапно стало все равно. Он опустился на какую-то обугленную развалину и безучастно смотрел, как черная рябь пробегает по ошметкам тела, лежащим в искореженной носовой части корабля. Как тонкие темные ниточки протягиваются между разными частями, едва заметно вибрируя.
– Есть! Иди сюда, иуда.
Фергюс грубо дернул веревку на руках Нильса, развязывая узел. Грубый тычок – и Нильс оказался в рубке. На удивление, она почти не пострадала.
– Не работает, – отрывисто сказал Фергюс, – чини.
Нильсу понадобилось всего несколько минут, чтобы найти поломку и устранить ее. Осталось только настроиться на частоту рации капитана. Нильса ковал холодный липкий страх. Что он там услышит. Тишину? А если нет? Слушать, как медленно умирает обреченный им самим капитан? У Нильса задрожали пальцы.
– Починил? – Фергюс возник у него за плечом, словно из ниоткуда, не дожидаясь ответа ухватил Нильса за запястья и снова связал его руки за спиной.
– Вали отсюда, – жесткий тычок в бок заставил Нильса отстраниться от пульта. Фергюс быстро настроился на волну.
– Кэп! Кэп, это Фергюс! Прием!
Молчание. Нильс медленно повернулся спиной к рубке. Значит, с капитаном покончено.
– Кэп, прием! – не унимался Фергюс в рубке.
Нильс медленно побрел прочь с корабля. Док, заваленный обломками, искореженный стрельбой, был неподвижен в едва различимом свете аварийного освещения. Вдруг какой-то звук привлек внимание техника. Едва различимое шевеление. Он попятился назад, в тень корабля. По всем доку, среди пугающей, мертвой тишины, нарушаемой лишь беспрестанными словами "прием" из рубки, поднимались черные бесформенные тени. Нильс открыл рот, чтобы крикнуть, но вопль застрял у него в глотке. Он сделал шаг назад, и вдруг натолкнулся на что-то. За его спиной стоял, черный, бесформенный и страшный, мертвец, части которого были раньше разбросаны на носу Льва.
Вокруг была кромешная тьма, когда она очнулась. Не понимая, где находится Божественная сразу попыталась встать, да только ничего у нее не получилось. Страшно болели руки и ноги, все тело ныло. Голова так же болела и кружилась – сказались последствия того удара.
И когда встать не получилась, Божественная не нашла ничего умнее, кроме как захныкать. О, несправедливая судьба! За что ты так обошлась с сестрой единственного людского Императора?! Как можно проявлять такую лютую жестокость по отношению к самой прекрасной деве верхней станции? Так болезненно выворачивать пухлые девичьи руки, оставляя на нежной белой коже некрасивые ссадины и раны?! Оставлять Божественную на голом полу, посреди ужасной тьмы и могильного холода?!
Анне было так жалко саму себя, что она, по мере нарастания потока мыслей о собственных страданиях, начала рыдать в голос. И звук ее плача, отражаясь от стен, усиливался многократно.
Страх пришел не сразу, а лишь по мере оскуднения потока слез. Проще говоря, когда Анна наконец поняла, что здесь рыдания никто не услышит и жалеть ее некому. Только сейчас до Божественной наконец дошло что сгустившаяся вокруг тьма может скрывать в себе опасность. От этого сознания девушку затошнило, резко закружилась голова умножая ощущение липкого страха. К горлу так предательски подкатили слезы, и Анна вновь стала хныкать, давая волю своим чувствам. Правда, в этот раз плакала недолго, всего пару минут – это нужно было, чтоб окончательно убедится в том, что никто точно ее не пожалеет и не спасет.
Насколько позволяли отрывочные воспоминания, она могла припомнить что робот остался в доках. С ним еще что-то случилось. Но что? События произошедшие до этой мерзкой, некрасивой и всепоглощающей тьмы напрочь исчезли из Анниной головки. Робот, – на всякий случай тихо позвала она. А затем, выдержав паузу, и конечно не услышав ответа, принялась кричать: – Робот! Спаси меня, робот!