Хорошо, что перед большим селом, куда мы шли, оказался родник под раскидистыми вётлами. Здесь бабушка умыла меня ключевой водой. Мы отдохнули, поели печёной картошки, макая её в соль и запивая вкусной ключевой водой. В горле пощипывало и ломило зубы.
— Будь умным, тётю слушайся, — наставляла бабушка, приглаживая мои вихры. — Сирота должен всех слушаться, у него родни нет, заступиться некому.
А потом мы долго ещё шли. И отдыхали, и снова шагали, а село как заколдованное. Вот оно видно, стоит на взгорье, красуется высокой церковью, а всё не приближается.
Да наверно, и силы наши поубавились. Бабушка через несколько шагов отдыхает. Да и я уже не вьюсь вокруг жеребёнком, а плетусь позади.
И голова кружится, оттого что пыль, поднятая порывами ветра, забивается в нос и противно пахнет овечьим помётом.
Наконец мы идём селом.
Здесь живут и мордва и русские. И когда бабушка спрашивает дорогу, ей отвечают по-разному: и по-русски и по-нашему.
Бабушка и так и так понимает. И я тоже. Это хорошо — знать и по-своему и по-русски.
А тётю мы не застали дома. И долго сидели на пороге школы. До самого вечера. Вдруг подлетела шумно, как порыв ветра, красивая женщина, одетая по-русски, и стала обнимать и целовать нас, говоря по-мордовски:
— Вот и хорошо. Вот вы и пришли, мои милые!
Это была моя тётя Надия.
Потом мы пили чай из сияющего, как месяц, самовара. С настоящим сахаром вприкуску. Потом меня уложили на белую-белую простыню, на мягкую подушку, укрыли тёплым одеялом.
Уж я спал-спал да и проспал, как ушла куда-то по делам моя добрая тётя. Оставила бабушку сторожить школу. Потом и бабушка ушла, оставив меня за караульщика. Чтобы не скучал, дала целую горсть орехов.
Я сидел на крыльце, разбивал камешком орехи. И вдруг подошёл солдат. В старой шинели. С костылём под мышкой.
— Здесь живёт Надежда Алексеевна?
— А тебе зачем? — спросил я, догадавшись, что так зовут мою тётю Надию по-русски.
Солдат возвращалось с войны много. И много вот таких, с костылями. Окончились две войны. Одна — германская, другая — гражданская. Это я знал тоже.
— Ты что, родня ей? — спросил солдат. И, видя, что я молчу, настойчивей: — Ты чей?
Я бойко ответил:
— Берёзкин!
— А где у тебя отец, мать? — настойчиво выспрашивал солдат.
— Не знаю, меня под берёзкой нашли.