— Тебе понравилась моя работа?
— Трудно сказать. В общем, вполне убедительно.
— Но?
— Но… Не знаю. Сейчас мне кажется, что стоило бы просто сжечь тут все: и дом, и сад, а пепел развеять по ветру.
— Ты этого действительно хочешь?
— Да, но…
— Тогда пожалуйста.
Он достает из кармана наладонный компьютер, набирает несколько команд, и вот они уже стоят посреди пепелища, курятся пни от срубленных деревьев, а над головами раскинулось звездное небо. Зимнее, между прочим, но зачем обращать внимание на такие мелочи? Ситуация начала нравиться Люсе. Она отступила в сторону с тропинки, ощупью нашла садовую скамейку, уселась и с интересом посмотрела на своего внезапного ухажера — ну, что еще ты умеешь? Он присел рядом и, поразмыслив немного, вновь склонился над клавиатурой, и в саду появляются приглушенно светящиеся кучи углей. Выглядело это очень красиво.
— А старик что, действительно был космонавтом? — поинтересовался юный дизайнер.
— Нет.
— Как же так? Заказчица нам все уши прожужжала, какая для нас честь воссоздать космонавта номер семьсот-пятьдесят-один, последнего и единственного. Жирно намекала на скидку.
— Он был в отряде, — объяснила Люся. — Долго. Лет десять. Но так и не полетел. Семьсот-пятьдесят-один — это просто номер удостоверения.
— А героем тоже не был?
— Это как посмотреть. Вообще-то не был. То есть Звездой Героя его никто не награждал — да и не за что было, наверное. Ты помнишь школьную программу — Кикладская война, Греция с Турцией за острова?
— Не помню.
— Ладно, не смущайся, я ее помню только потому, что знала КС, Константина Сергеича. Россия тогда решила вмешаться в войну, с миротворческой миссией, как водится, и они набирали добровольцев с первых курсов медицинских, языковых и, кажется, технических вузов. А КС, на свою беду, любил Хемингуэя. «Острова в океане» — был такой роман. Ну и Грецию хотелось на халяву посмотреть. В общем, расписался со своей Ольгой и потопал.
— И что, стал героем?
— Не героем, а санитаром. Хотя не знаю, велика ли разница. Кажется, он был ранен. Но ничего серьезного — это точно. Просто работал. Он рассказывал обычно всякую белиберду: как на станции цистерны со спиртом горели, как они бутылку французского коньяка нашли в одной вилле. Потом, когда война закончилась, он остался там еще на год, уже фельдшером. Подружился с пленным турком-офицером — они там собственные минные поля разминировали. Потом они долго переписывались, а нам доставались турецкие марки.
— А я думал, он был летчиком.
— Нет, врачом.
— А почему в космос не полетел?
— Потому что никто не полетел. Ты разве не помнишь — Тунгусская трагедия? Про нее много писали.