Пальцы Рентарика тронули висевший у него на шее миниатюрный церемониальный кинжал.
— Да будет тебе, старик, известно, что законы Коссалу — единственные законы всей этой области пространства. Вы можете уберечь себя от дополнительного наказания — импульсной активации нервов — если сдадитесь без сопротивления.
— Согласно обычаям цивилизованных рас, межзвездное пространство открыто для любого мирного корабля.
— А мы, капитан, — широко улыбнулся Рентарик, оскалив ярко-зеленые, непривычной формы зубы, — руководствуемся исключительно своими собственными законами.
— Ja, только на этот раз вы, сучьи дети, вознамерились применить силу против ван Рийна. На этом навозном шарике, который вы называете своей планетой, вскоре получат неприятные известия.
Рентарик произнес несколько слов на своем языке, а затем снова перешел на английский.
— Я только что записал рекомендацию поставить вас лично после кондиционирования на ильянские рейсы. Органические компоненты, содержащиеся в атмосфере этой планеты, вызывают у вашего вида аллергические реакции, крайне болезненные, но не настолько опасные, чтобы выдавать по этому случаю герметические скафандры. А остальные члены вашей команды пусть примут это во внимание.
Глаза ван Рийна радостно вспыхнули.
— Слушай, если вы перестанете захватывать астронавтов и будете их попросту нанимать, тогда я могу вас снабжать антиаллергенами и лекарствами — за вполне умеренные комиссионные.
— Кончайте болтовню. Сейчас мы пристыкуемся к вашему кораблю и произведем высадку. Захваченный персонал будет подвергнут импульсной нервной активации — пропорционально оказанному сопротивлению.
Лицо Рентарика исчезло с экрана.
Торрес облизнул серые пересохшие губы. Он прибавил увеличение, теперь на экране появилось четкое изображение борфудианского фрегата. Темный, по-акульи узкий, он имел тоннаж раза в два меньше, чем у грузного транспортника, что с лихвой возмещалось вырисовывающимися на фоне далеких звезд орудийными башнями. Описав изящную кривую, зловещий корабль с привычной, видимо, легкостью уравнял свою гиперскорость с гиперскоростью жертвы и летел теперь параллельным с ней курсом на расстоянии нескольких километров.
Из интеркома раздался оглушительный визг. Взглянув на экран, ван Рийн увидел Доркас. Так и не пристегнувшаяся к кровати, девица истерически металась по каюте. Да ведь так она перебьет все оставшиеся бутылки, а до Aнтapeca еще целых одиннадцать дней!
На какую-то долю секунды корабль охватила резкая, до костей пронизывающая дрожь — «Ганток» нащупал ею тракторным лучом.
— Торрес, — сказал ван Рийн, — будь наготове, мальчик, а если со мной что случится — принимай командование. Да и так твоя помощь может пригодиться, если наша дичь поведет себя слишком уж дико. Петрович, Сейнчи, занимайтесь своими лучами и держите этих сучьих детей покрепче, что бы там ни случилось. Хоккей? Поехали!
«Ганток» подтягивался все ближе и ближе. Петрович врубил полную мощность. На какое-то мгновение из дуговых предохранителей ослепительно сверкнуло синее пламя, воздух наполнился грозовым запахом озона, содрогнулся от рева — и наступило равновесие, теперь работу немыслимых сил выдавало только низкое, глухое гудение.
А затем эти силы рванулись наружу — туго сжатые в прессорный луч, пятикратно превосходивший по мощности трактор борфудианцев. Ван Рийн услышал, как все ребра «Меркурия» застонали; словно от удара невидимой кувалды, «Ганток» полетел, беспомощно кувыркаясь, прочь и быстро исчез из виду.
— Ха-ха-ха! — проревел ван Рийн. — Обидели мы этих ребят, испортили игру, верно? Ничего, настоящее веселье еще впереди!
И снова появился борфудианский фрегат; на этот раз он не стал церемониться, а сразу включил максимальную мощность пучка. Несмотря на прессор «Меркурия», корабли медленно, неотвратимо сближались. Негромко выругавшись, Сейнчи ударил прессором в полную силу.
Какое-то мгновение ван Рийну казалось, что его собственный корабль разломится пополам. Палуба под ногами вспучилась, откуда-то послышался леденящий душу скрежет рвущегося металла, но зато «Ганток» снова улетел прочь, словно получив мощный пинок под зад.
— Осторожнее! Не с такой дурацкой силой, дуболом ты несчастный! Пусти, я сам займусь лучами.
Руки ван Рийна заплясали над пультом.