— Да, но мы совсем ослабеем. Эрик… — Сандра опустила глаза.
— Да? — Уэйс остановил циркульную пилу и подошел к девушке. На ее голове алмазами вспыхивали капли росы.
— Скоро… я не буду иметь значения… будет тяжелая работа, требующая сил и умения, которых у меня нет… возможно, сражения, в которых я — всего лишь стрелок из лука, да и то не слишком сильный. — Кбнцы пальцев, сжимавшие кисточку, заметно побелели. — Когда дойдет до этого, я перестану есть. Я отдаю свою долю тебе и Николасу.
— Не будь дурой. — Голос Уэйса срывался.
Вздрогнув, как от удара, Сандра выпрямилась и повернулась, к мертвенно-бледным щекам прилила кровь.
— Это вы, Эрик Уэйс, не будьте дураком, — яростно бросила она, глядя ему прямо в глаза. — Давая вам и ему хотя бы еще одну лишнюю неделю, в течение которой вы сохраните силы и способность ясно мыслить, я, вполне возможно, спасу и свою жизнь. Ну а если нет — что я теряю? Одну или две безрадостные недели. Иди работай.
Несколько секунд Уэйс смотрел на нее не двигаясь, а затем кивнул, вернулся на свое место и снова запустил пилу.
А тем временем ван Рийн монотонно ругался, пробираясь по узкой тропинке к месту, выбранному Советом для своих заеданий — открытой площадке на самом краю обрыва.
Заседанием это можно было назвать только в переносном смысле, старейшины Ланнаха поджидали его, лежа на жесткой траве; их фигуры, вырисовывавшиеся на сером, унылом фоне неба, удивительно напоминали сфинксов. Тролвен занял свое место, Толк остался рядом с торговцем.
— Во имя Мирового Разума, наша встреча начинается, — Ритуально начал командор. — Да будут наши мысли озарены солнцем и лунами. Да направляют нас духи наших праматерей.
И да не опозорю я ни тех, кто летел прежде меня, ни тех, кто будет лететь позже. — Покончив с обязательной формулой Тролвен вздохнул с облегчением. — Так что же, вожди, продолжил он, — значит, мы решили, что не можем больше здесь оставаться. Я привел землянина, в надежде получить совет. Вы бы не могли рассказать ему, между чем и чем приходится выбирать?
— Во-первых, Вожак, почему он вообще оказался здесь? — буквально выплюнул старый, с худым лицом и горящими злобой глазами ланнах.
— По приглашению командора, — невозмутимо объяснил Толк.
— Я хотел спросить… И не нужно, Герольд, передергивать, ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Это он подбил нас на манненахский поход. А какой результат? Самое страшное поражение во всей нашей истории. Далее, он настоял, чтобы наши главные силы сидели здесь и безучастно наблюдали, как враг опустошает оставшуюся без защиты страну. Так что я не понимаю, почему мы должны снова выслушивать его советы. — В глазах Тролвена мелькнула тревога. — Есть ли еще желающие бросить вызов? — негромко спросил он.
— Да, да, — послышалось со всех сторон, — пусть ответит, если может.
Ван Рийн покраснел (как рак) и начал раздуваться (как лягушка).
— На собрании Совета землянину брошен вызов, — сказал Тролвен. — Хочет ли землянин отвечать?
Все ждали.
И тут ван Рийн взорвался:
— Сорок тысяч драных кошек в глотку! Ну откуда на мою голову взялись все эти неблагодарные придурки? Всемилостивейший Боже, ну на кой хрен развел ты в этом мире дуболомов в погонах и политиканов? — Он яростно потряс над головой кулаками, набрал побольше воздуха и заорал еще громче: — В традесканцию моей бабушки! Это же просто возмутительно! Если всех здесь присутствующих обуяла мания самоубийства, ну чего ради должен старый и больной ван Рийн их удерживать? Perbacco, или вы прекратите меня оскорблять, или я забью вас в ваши же собственные глотки! — Рычащей горой он двинулся на Совет; лежавшие в первом ряду старейшины испуганно подались назад.
— Землянин… сэр… вождь… пожалуйста! — прошептал Тролвен.
Решив, что довел уже эту публику до нужной кондиции, ван Рийн резко сбавил тон.