Ван Рийн наклонился к Уэйсу и Сандре.
— Сюда, — задыхаясь, выговорил он и тут же заорал: — Да весло ему в грызло! — Получил от какого-то матроса, дравшегося с двумя лейб-гвардейцами, случайный удар хвостом, а затем помог девушке подняться и бегом препроводил ее в относительную безопасность носовой надстройки.
— А жаль, что Дельпу кранты, — задумчиво сказал торговец. Стиснутые до смерти перепуганными женщинами и детьми, люди смотрели на все сильнее разгоравшуюся схватку. — Нет у него шансов, а ведь приличный был мужик, с таким можно было и договориться.
— Силы Небесные! — в ужасе воскликнул Уэйс. — Вы что, начали целую гражданскую войну — и всего лишь чтобы отправить гонца?
— А ты знал другой способ? — пожал плечами ван Рийн.
Командор Кракна пал в битве с захватчиками, и тогда Верховный Совет Стаи выдвинул на его место Тролвена. Совет состоял из старейшин, однако не нужно удивляться молодости их избранника. Вести Стаю через безмерные опасности и лишения ежегодной миграции — для этого нужно быть поистине двужильным, редкий командор доживал до преклонных лет. А юную порывистость всегда сдержит сам же Верховный Совет, группа вождей, слишком уже состарившихся, чтобы возглавлять свои кланы, но в то же время достаточно еще крепких, чтобы принимать участие в перелетах.
Мать Тролвена была из Тракканов, ее острая деловая хватка значительно преумножила и без того обширные богатства этой семьи. Про себя она считала, что отец нового командора — Торнак Уэндруйский, Тролвен был очень похож на этого яростного воителя. Хотя какая разница — клан выбирает себе вожака исключительно по личным его заслугам в бою и в мирной жизни, то же самое делает и Совет, выбирая руководителя всех кланов. Тролвен возглавлял отступающую армию всего еще десять дней, но уже можно было, пожалуй, сказать, что с ним она отступала немного медленнее, чем прежде.
А теперь он вел главные боевые силы Стаи в атаку на Флот.
Только-только прошло весеннее равноденствие, и дни росли гигантскими скачками; каждое утро солнце вставало чуть севернее, воздух теплел, снега таяли, по долинам Ланнаха бежали бурные, веселые ручьи. Через сто тридцать дней после равноденствия наступит Последний Восход, начнется Полное Лето с его незаходящим солнцем, когда невозможно скрытно подобраться к врагу — разве что поможет туман или дождь.
«А если, — мрачно думал Тролвен, — дракхоны не получат за это лето хорошей трепки, дальше можно будет и не стараться — Стае конец».
Его крылья ритмично взбивали воздух — свободные, экономные взмахи прирожденного странника. Внизу плыли белые пушистые облака, сквозь их разрывы осколками стекла поблескивало море; над головой изгибался темно-фиолетовый купол ночного, усеянного звездами неба. Уже взошли обе луны — непоседливая Флитчан, проходящая от горизонта до горизонта за полтора дня, и медлительная Нуа, успевающая на этом пути несколько раз изменить фазу.
Тролвен вбирал легкими холодную, стремительно несущуюся тьму, чувствовал напряжение мускулов и трепет шерсти, но не испытывал привычной радости полета.
Скоро ему придется убивать.
Вождь не имеет права на нерешительность, но он еще молод, и седой Герольд Толк поймет.
— А откуда нам знать, остались ли эти существа на том же самом плоту? — Он говорил медленно, в такт мерным взмахам крыльев.
— Мы не можем быть уверены ни в чем, Вождь Стаи. — Тихий голос Толка едва перекрывал неумолчное бормотание ветра. — Но Толстый подумал и об этом. Он сказал, что каждое утро, сразу после восхода, будет выходить на палубу, на самое видное место.
— А что, если дракхоны заподозрили его в помощи твоему побегу и никуда больше не выпускают?
— Скорее всего в этой суматохе никто ничего не заметил, — Успокоил вождя Толк.
— И кто знает, сумеет ли он нам помочь.
Тролвен неуютно поежился. Совет высказывался против этого Рейда, и высказывался довольно резко. Слишком рискованно, а Даже при наилучшем исходе — слишком много будет потерь.
Несогласные кланы ревом выражали свое неодобрение, потребовалась уйма усилий, чтобы всех уговорить.
А если из этой дури ничего не выйдет, если воины погибнут напрасно — и по его вине… Тролвен горел патриотизмом не меньше любого другого юноши, чей народ подвергся наглой агрессии, однако его беспокоило и собственное будущее. Командора, допустившего грубые, непоправимые ошибки, навсегда изгоняют из Стаи, словно заурядного вора или убийцу, такое уже случалось.