— Знаю, — согласился Чарли Мур наконец.
Фергюссон всё ещё раздумывал над близкой судьбой.
— Каких-то три сотенки ярдов. Совсем ведь немного, а?.. Городишко у нас в ширину ярдов сто, стало быть, ещё двести. Двести ярдов от нового супершоссе. От тех, кому нужны гайки, болты или, допустим, краска. Двести ярдов от шутников, которым посчастливилось убить в горах оленя или, на худой конец, бродячего кота и которые нуждаются в услугах единственного первоклассного набивщика чучел на всем побережье. Двести ярдов от дамочек, которым срочно приспичило купить аспирин… — Он показал глазами на аптеку. — Сделать укладку… — Посмотрел на полосатый столбик у дверей парикмахерской. — Освежиться фруктовым гляссе… — Кивнул в сторону лавочки мороженщика. — Да что перечислять…
Молча они закончили перечисление, скользя взглядом по магазинчикам, лавкам, киоскам.
— Может, ещё не поздно?
— Не поздновато ли, Чарли? Да чёрт меня побери! Бетон уже уложен, схватился и затвердел. На рассвете снимут с обоих концов ограждение. Может, сам губернатор ленточку перережет. А потом… В первую неделю, пожалуй, кто-нибудь и вспомнит Оук Лейн. Во вторую уже не очень. А через месяц? Через месяц мы для них будем мазком старой краски справа, если давишь железку на север, или слева, если на юг. Вот он — Оук Лейн, припоминаешь?.. Город-призрак… Фьють! И нет его…
Чарли подождал — сердце отмерило два-три удара — и спросил:
— Фред!.. А ты что собираешься делать дальше?
— Побуду тут ещё немного. Набью с десяток птичьих чучел для наших, местных. А потом заведу свою консервную коробку, выведу её на новое супершоссе и помчусь. Куда? Да никуда. Куда-нибудь… И прости-прощай, Чарли Мур…
— Спокойной ночи, Фред. Желаю тебе поспать…
— Что-о? И пропустить Новый год в середине июля?..
Чарли отправился своей дорогой, голос за ним затих. Он добрался до парикмахерской, где за зеркальной витриной удобно устроились на трёх креслах три клиента и над ними склонились три усердных мастера. Машины, пробегающие по шоссе, бросали на всё это яркие блики. Будто между парикмахерской и Чарли плыл поток гигантских светлячков.
Чарли вошёл в салон. Все обернулись к нему.
— Есть у кого-нибудь идеи?..
— Прогресс, Чарли, — сказал Фрэнк Мариано, продолжая орудовать гребёнкой и ножницами, — вот это идея, которую не остановишь никакой другой идеей. Давайте выдернем этот городишко со всеми потрохами, перенесём и вкопаем у новой трассы…
— В прошлом году мы прикидывали, во что бы такое обошлось. Четыре десятка лавок — три тысячи долларов в среднем, чтобы перетащить их всего-то на триста ярдов…
— Накрылся наш гениальный план, — пробормотал кто-то сквозь горячий компресс, задавленный неотразимостью фактов.
— Один хороший ураган — переедем бесплатно…
Все тихо засмеялись.
— Надо бы нам сегодня отпраздновать, — заявил человек из-под компресса. Он сел прямо и оказался бакалейщиком Хэнком Саммерсом. — Выпьем по маленькой и погадаем, куда нас занесёт через год в это же время…
— Плохо мы боролись, — сказал Чарли. — Когда всё только начиналось, нам бы навалиться всем миром…
— Какого чёрта! — Фрэнк состриг у клиента волос, торчавший из большого уха. — Если уж времена меняются, то и дня не проходит, чтобы кого-то не зацепило. В этом месяце, в этом году пришёл и наш черёд. Следующий раз нам самим что-нибудь понадобится, и плохо придётся кому-то другому. И всё во имя Великого Американского Принципа Давай-Давай… Послушай, Чарли, организуй отряд добровольцев. Поставьте на новом шоссе мины. Только поосторожнее. А то будешь пересекать проезжую часть, чтоб заложить взрывчатку, и запросто угодишь под какой-нибудь грузовик с навозом.