— Ну а что же ты можешь делать?
— Я могу левитировать предметы… ну, небольшие предметы.
— И? — поощрил он.
— И… э… могу зажечь свечу.
— Зажечь свечу?
— Ну… почти.
Ааз тяжело опустился в кресло и на несколько минут закрыл лицо руками. Я ждал, когда он что-нибудь придумает.
— Малыш, у вас есть в этой дыре что-нибудь выпить?
— Я принесу вам воды.
— Я сказал, что-нибудь выпить, а не чем-нибудь помыться!
— О, слушаюсь.
Я поспешил принести ему кубок вина из хранившегося у Гаркина небольшого бочонка, надеясь, что он не заметит, что сосуд не особенно чист.
— И что будет? Это поможет вам вернуть свои способности?
— Нет. Но может быть, я почувствую себя немного лучше. — Он опрокинул вино одним глотком и пренебрежительно изучил кубок. — Это самый большой сосуд, что у вас есть?
Я отчаянно оглядел помещение, но Ааз опередил меня. Он поднялся, вошел в пентаграмму и взял жаровню. По прошлому опыту я знал, какая она тяжеленная, но он отнес ее к бочонку, словно она вообще ничего не весила. Не трудясь выплеснуть Гаркиновское варево, он наполнил ее до краев и сделал большой глоток.
— А! Вот так-то лучше, — вздохнул он.
Я почувствовал легкую тошноту.
— Ну, малыш, — молвил он, смерив меня оценивающим взглядом, — похоже, мы связаны друг с другом одной веревочкой. Положение не идеальное, но это все, что у нас есть. Время закусить, расписать пулю и разыграть сданные нам карты. Ты ведь знаешь, что такое карты, не так ли?
— Конечно, — подтвердил я, слегка уязвленный.
— Хорошо.
— А что такое пуля?
Ааз закрыл глаза, словно боролся с какой-то внутренней смутой.