— Я хочу, чтобы каждую крупицу ярости ты направила на фотографию. Почувствуй гнев и сосредоточься на причине своей ярости… и призови силу, которая находится на другой стороне моста.
Харпер взглянула на фотографию, пытаясь спроецировать гнев на неё.
— Сейчас связь ужасно, просто невыносимо горячая.
— Не отвлекайся на это, — сказал он, услышав настороженность в её тоне. — Жар не причинит тебе вреда. Ты ведь знаешь. Сосредоточься на фото, Харпер. Сосредоточься на Кроу.
Она почувствовала, как сила с другой стороны моста рвётся на свободу, Харпер звала её. Воздух гудел, земля дрожала, заставляя трепетать сухие листья под ногами. Это напугало Харпер настолько, что на минуту она замешкалась и потеряла уверенность.
— Пламя не навредит тебе, Харпер. Оно не может. Направь его на Кроу. Он побил тебя, порезал, попытался удалить матку и…
Харпер поморщилась, когда почти невыносимая сила рванула вверх по «мосту» и с рёвом пламя показалось из-под земли. Она отшатнулась от жара, даже когда удивилась тому, что сделала. Пламя легко поглотило фотографию, но не исчезло. Нокс стоял рядом.
— Хорошо, Харпер, я хочу, чтобы ты отбросила гнев. Кроу больше нет. Он мёртв. Он больше никогда не сможет навредить тебе, и он не сможет навредить мне. Всё кончено, — прошептал он ей на ухо. — Кончено. Вот и всё, умница моя. Пламя сделало то, что тебе было нужно, а теперь отпусти его.
Пламя медленно угасало, шум в воздухе стихал, пока сила возвращалась туда, откуда явилась. Фотография пропала. От неё осталась лишь горстка красного пепла. Харпер посмотрела на Нокса.
— У меня получилось. У меня, действительно, мать вашу, получилось.
— Конечно, у тебя получилось.
— Могу ещё раз попробовать? — спросила она, улыбнувшись Ноксу.
— Я предчувствовал, что ты это скажешь.
Повернув дверную ручку, Харпер уставилась в тёмную, в основном пустую, комнату. Колыбель шаталась от криков младенца. Сердце кровью обливалось от плача ребёнка. Крики были не громкими, пронзительными или высокими. Больше походили на нервные стенания «Где ты?» в которых слышалась лишь нотка возмущения. Но они по-прежнему беспокоили её и тянули в комнату. Она шла к колыбели — каждый шаг был медленным, осторожным и неуверенным. Часть её хотела повернуться и убежать, хотя она понятия не имела, откуда взялась это настороженность. Но Харпер намеренно продолжала идти вперёд. Крики стихли до тихого фырканья… слово ребёнок знал, что привлёк внимание. Харпер отбросила необъяснимую причину настороженности. Тем не менее, она не замедлила шаг. А через секунду, она уже стояла там и смотрела в колыбель.
«Такой крошечный», подумала она, наблюдая, как пинается и ёрзает младенец в колыбели. Она прищурилась, его глаза были тёмными и до боли знакомыми. Затем их заволокло тьмой, и колыбель вспыхнула огнём.
С тихим вздохом Харпер проснулась, прищурившись от яркого света ламп в потолке из красного дерева. Она быстро осознала, что лежит на диване в гостиной, укрытая одеялом, которое, по всей видимости, накинул на неё Нокс. Он приглушил настенный телевизор, который она смотрела до того, как уснула. Что ж, вызывать адское пламя оказалось очень утомительным занятием. Дважды моргнув, чтобы лучше видеть, она села на изогнутый, бежевый диван, который был идентичен противоположному. Тень упала на Харпер, и, подняв глаза, она увидела, что Нокс смотрит на неё.
— Ты проснулась.
— Звучит разочаровано. — Увидев, как он одергивает пиджак, она поняла… — Куда-то собрался и надеялся оставить меня дома. Подлец.
— Не повезло, видимо, — проворчал он.
— Куда мы идём?
Он хотел поспорить с ней, но вместо этого вздохнул и сказал:
— Навестить мать МакКоли.