— Ишь, цельного зверя приперли. Попируют!.. Пойти, что ли? Должок за Танькой…
— Погоди, Матвевна. Что-то да не так!
Татьяна с радушным видом повела было гостя к крыльцу, но он, остановившись, что-то сказал ей, ткнув пальцем сначала в сторону туши, потом в сторону управления заповедника. Татьяна, разочарованно пожав плечами, подозвала вертевшегося неподалеку мальчишку. Тот, подхватив вожжи, погнал лошадь прочь. Вновь просияв, на этот раз, пожалуй, с долей притворства, Татьяна повела приезжего в дом.
— Гляжу я, хворый он, не иначе, — разочарованно сказала та из старух, которая упоминала о должке. — И с лица бледноват, и одежа драная… Лядащий. Небось бродяга какой неуместный.
— Ну, не так чтобы уж очень, — согласилась подруга. — А и где его и возьмешь нынче, хорошего? Чай, воевали, хороших поубивало. Нынче молодая баба инвалиду рада.
— Наша Танька все одно не осекется. Она себе енарала подцепит.
— Подцепила бы, да ее воли теперь мало осталось: того и гляди, Захарка, муженек любезный, заявится. У него небось и срок тюремный кончается — не век же ему на лесоповале дрогнуть. Он ей ужо покажет!
— Окстись, Трофимовна! Захарку, варнака неугомонного, к ночи поминаешь!
Между тем Татьяна Щапова получше, чем старухи, разглядела приезжего. Не «лядащий», не «бродяга» сидел в ее доме, а мужчина красивый да любезный и, что немаловажно, одинокий. (Этот факт она, конечно же, установила в первую очередь, еще в дороге.) Серьезные планы относительно Георгия Андреевича созрели у молодой женщины, и она уже приступила к их исполнению: светлое платье, сшитое по последней моде, с плечиками, достала из шкафа и надела, губы подкрасила и кинула на стол красивую скатерть.
— Хороший у вас дом, хорошо живете, уютно, — сказал Белов.
— Дом-то еще отец строил. Сам почти и не попользовался, мне в наследство оставил. Объездчиком он работал в заповеднике, лихой был охотник, да вот с медведем на берлоге не поладили. Тут и произошло все, недалече. В Тополинках, место такое есть.
Белов сочувственно покачал головой и вдруг нахмурился. Спросил нерешительно, немного даже заикаясь:
— В-выходит, в заповеднике охотился?
— Почто же ему было от своих угодий дальних краев искать? — беспечно подивилась Татьяна.
Смолчал Белов, только вздохнул. Хозяйка между тем, о планах своих не забывая, ловко хлопотала у стола.
— Нас теперь в Тернове двое таких-то — вы да я.
— Это каких же «таких»?
— Красивых да одиноких.
— Ну что вы. Есть, как я заметил, и другие, — немного смутился Белов.
— Другие — фу! Грубость одна, и посмотреть не на что. Я-то, между прочим, городская: в Рудном на главной улице жила.
— Да, это чувствуется, — с натугой слюбезничал Белов.
Что-то скрипнуло. Георгий Андреевич машинально повернул голову. Оказалось, сама по себе приоткрылась дверца шкафа, второпях не запертая Татьяной. Приличия ради Белов поспешил отвести глаза в сторону, но уж было поздно: содержимое шкафа, как на фотографии, отпечаталось в его сознании. Связки пушнины висели в шкафу: отдельно большая связка беличьих шкурок и на самом виду — две огневки, куница, чернью отливающий соболь, еще что-то…