— Садись.
Я молча уселся на жесткий стул с прямой спинкой.
— Твоя мать не слышала о тебе уже больше двух месяцев.
Я не ответил.
— Она беспокоится, — безучастно продолжил он.
— Я полагал, что ты держишь ее в курсе.
— Нет. Тебе известны мои правила. Я никогда не вмешиваюсь в семейные дела. Она моя сестра, ты — ее сын. Если у вас проблемы с общением, решайте их сами.
— Зачем тогда поднимать эту тему?
— Она просила меня.
Я собрался встать.
— Мы еще не закончили, — сказал дядя, поднимая ладонь. — Я говорил, что у меня есть к тебе предложение.
— Инкассатор упоминал о работе.
— Люди тупы, — покачал он головой. — Они никогда ничего не передают без искажений.
— О’кей.
Глаза Лонегана поблескивали за старомодными очками в золотой оправе.
— С годами ты перестаешь соответствовать разыгрываемой тобой роли. Тридцатиоднолетний хиппи кажется переростком.
Я не ответил.
— Кирияк, Гинсберг, Лери — все это вчерашний день. Их не слушают даже дети.
Я извлек из кармана последнюю сигарету и закурил. Непонятно, к чему он клонит.
— Куда подевались все твои герои?
— У меня никогда не было никаких героев. Быть может, за исключением тебя. Да и тот вылетел в окно вместе с отцом.
Его голос так и не приобрел никакого выражения.