— А ее сосед?
— Бабичев Женька.
Денисов удивился.
— Хозяин квартиры?!
— Самый авторитетный здесь. Личность! Очень скрытный. Вожак…
— Р-ребята! — В комнату ввалился сутулый парень в очках, в широкополой шляпе. Он был пьян. — За новорожденного! — В одной руке он нес рюмку, в другой — бутылку «Айгешата». — За его двадцать с малым…
— Верховский Володя, — шепнул Денисову Алексей.
Верховский наполнял рюмку. Вино плескалось, ребята судорожно отодвигались: джинсы в «опасности».
Рядом с мальчишкой-лобастиком, читавшим книгу, Верховский остановился. Картина была трогательная. Ночник скупо освещал страницу, в стереоколонках гремел Джеймс Ласт, лобастик сосредоточенно читал.
Верховский постоял, затем, нагнув к пацану черную, давно не стриженную голову, спросил:
— Тебе хорошо с нами, Малыш?
«Малыш»! Денисов замер: «Тебе хорошо с нами, Малыш?» И там, на перегоне, на пачке сигарет — «Не режь по живому, Малыш!». Одна и та же конструкция фразы!
Верховский погладил лобастика по плечу:
— Нравится?
— Фирменный вечер. — Парнишка тряхнул головой.
— Что читаешь?
— «Находки в Кумранских пещерах…»
Верховский, пошатываясь, поставил рюмку на пол.
— Опять Плиния?!
— Плиний Старший великий историк… — Лобастик поднял книгу выше, к ночнику. — Он писал об ессеях… Вот: «Племя уединенное и наиболее удивительное из всех во всем мире: у них нет ни одной женщины. — Лобастик заметно покраснел: — Они отвергают плотскую любовь, не знают денег и живут среди пальм».
В углу засмеялись.
— Значит, не было и ревности, — сказал кто-то.