— Откуда ж мне знать? — пожал плечами Бирюк. — Мне не докладывали.
Посмотрев на его грязную одежду, Раздайбеда глухо застонал.
— Наколдуй что-нибудь! — закричал Кутейка. — Затуши огонь!
— Я ведь говорил: над людьми только колдую.
— Что, совсем ничего сделать не можешь? — жёстко спросил Раздайбеда.
— Отчего ж не могу? Могу.
— Ну так делай! — закричал Засоня.
— Ого! Если кричит Засоня — совсем дело худо.
Бирюк поставил на стол глиняный горшок, в котором утром была каша, и стал сыпать туда травы, корешки. Он бормотал что-то себе под нос, но и сам не понимал значения слов. Затверженные наизусть, они легко срывались с языка и словно тоже падали в горшок. Гости заворожённо смотрели. Сквозь щели в ставнях падали на лица багровые отсветы. За стеной трещал огонь, пожирая стены избы, обложенные жаркими берёзовыми дровами.
Помешивая ложкой месиво, Бирюк осмотрелся.
— Знаете, я хочу вас обрадовать.
Все встрепенулись.
— Да-да. Всё будет хорошо. Я ждал вас долго. Почти год. Думал, не придёте. Да я и счастлив был бы, если бы вы не пришли. Но вы пришли.
— О чём ты? — сорванным голосом спросил Раздайбеда.
— Если бы вы не пришли, мне бы не пришлось делать то, что я сейчас делаю.
— Что?
— Я палач. Я никогда не выносил приговор — я всегда только исполнял.
— А Долоней?
— Да. Когда я увидел, что люди могут жить не так, как мы, по-другому, без крови и насилия, я поклялся, что не допущу… Да что говорить! Мы испорчены, мы не можем быть такими, как жители Заболотья. Я хочу, чтобы они оставались другими.
— Это ты поджёг! — догадался Кутейка. — У тебя и рубаха вся в грязи…
— Гляди-ка! — удивился Бирюк. — Малец-то соображает.
Кутейка и Засоня бросились к закуту.