- И то правда, алтаец души не имеет, - поддакнул жене Евстигней и, обратившись к Прокопию, махнул рукой: - Бери его к себе, коли хлеба много.
В семье Прокопия Кобякова Карабарчика окружили лаской и заботой. Степанида была доброй женщиной и жалела найденыша.
- Сиротка ты моя бесталанная! - гладя его по голове, говорила она. И мальчик, чувствуя ласку, доверчиво прижимался к ней.
Верным другом был и Янька.
- Если Степка тронет Карабарчика, я ему мялку дам! - говорил он отцу.
- Драться нехорошо, - останавливал сына Прокопий.
- А если он первый полезет, что мне нюни распускать, что ли? - Янька решительно встряхивал вихрастой головой.
- Теперь он побоится: вас ведь двое.
Шли дни. Карабарчик быстро осваивал незнакомый ему русский язык.
- Зды-равствуй, друг! - обратился он однажды к Яньке и протянул ему руку.
Янька подпрыгнул от радости и, схватив Карабарчика, стал кружить его вокруг себя. Утомившись, он спросил:
- А по-алтайски «здравствуй» как?
- Эзен.
- А дом? - Янька показал на большой дом Зотникова.
- Аил.
Наглядный урок русского языка неожиданно был прерван. Ребята заметили Степку. Он бегал по двору с веревочкой, к которой был привязан воробей.
Слабо трепыхая крыльями, воробей то взлетал вверх, то опускался к земле, пытаясь вырваться из рук своего мучителя. Наконец с раскрытым клювом, тяжело дыша, он упал к ногам ребят.
Янька поднял полумертвую птичку и гневно крикнул подбежавшему Степке:
- Ты зачем воробья мучаешь?
- А тебе какое дело? - Степка, выхватив птенца из рук Яньки, с силой сжал его в руке.
Воробей только слабо пискнул.
- На! - Степка бросил Яньке воробья, плюнул на Карабарчика и побежал.