Ну вот не похож он на тупого садиста. И смотрит сейчас внимательно, все так же оценивающе. А мафия наша уже не жмется по углам клеток, а скорее недобро так поглядывает на этого дрессировщика. Если бы не решетка — новый чугунный зуб даю, кинулись бы все разом и звериной толпой загрызли. Я бы и сама кинулась.
— Злые дети, — констатировал Марук и усмехнулся. — Это хорошо. Лучше злиться, чем скулить, это закон сельвы. А вас этому даже учить не надо. Другому надо учить. Первые обороты всегда через боль, пока тело не привыкло, пока в кровь оборот не вошел. Некоторым группам у нас порой дают отвар, он боль глушит, но ослабляет зверя, замедляет его приход, портит контроль и единение. Я же сделаю из вас настоящих бойцов. Потом спасибо скажете. А сейчас зубы сжали и на счет три — обратный оборот! Запоминайте ощущения, пока кьярр вас перекидывает. Чем раньше сможете сменить облик сами, тем меньше будет боли. Раз. Два. Три!
Вот блиииииин!
Вы когда-нибудь рожали из ребра чугунную сковороду? И не пробуйте!
Через два часа… а может через два дня — что-то я затрудняюсь сказать, сколько времени нас силком выворачивали из мохнатой шкуры в человеческую и обратно — хренов садист добился того, что мы начинали оборот за секунду до того, как он нажимал на свой гребанный «кьярр». Во всяком случае, мне так казалось. Без железной хреновины обернуться все равно не получалось — это Марук нам тоже продемонстрировал. Взял и отключил свою игрушку на середине оборота.
Я что-то там про боль говорила раньше? Забудьте. Это были детские игры в песочнице. А вот застрять в полузвере-получеловеке… это было по-настоящему БОЛЬНО!
А чертов скот еще и орал сквозь наш хоровой вой:
— Не сметь терять сознание! Кто отключится — сдохнет! Терпеть! Запоминать!
Сука…
Но, мать шавку его за лапу, он своего добился. Когда нам приказали обернуться в последний раз на сегодня — ночь провести предстояло в облике зверя — никто из ребят даже не заскулил. Я и сама обернулась как-то…
Да ни хрена не легко и не безболезненно. Но после ТОЙ боли скулить было даже как-то несерьезно.
— Накормят вас утром, — сказал на прощание Марук. — Во-первых, сейчас один шатт нутро никакой еды не примет, во-вторых пока вы чужаки — выгодно держать вас ослабленными. Так что не делайте глупостей и вливайтесь в клан как можно быстрее и осознаннее. Для вашей же пользы. Гадить пока будете в клетке, сейчас мы вам удобства предоставим.
Тут в застенки ввалился Чуй с несколькими корзинами опилок, которые он нам прямо через решетчатые крыши клеток высыпал на нас с такой щедростью, что в этих самых опилках можно было землянку вырыть при желании.
— Наслаждайтесь, детки, — саркастически пожелал нам Марук.
И ушел. Козел!
— Все живы? — примерно через полчаса тяжелого дыхания и тихого хорового подскуливания спросил в темноте голос Бера.
Я открыла глаза и огляделась. В зверином облике темнота сделалась весьма условной. Но от этого было не легче. Хреново было, чего уж… если бы можно было просочиться сквозь решетку, я бы хоть могла, как Таха, свернуться клубком вокруг Гюрзы, уткнуться носом в ее лишенный колючек живот и от души пореветь.
Но нет… задавив неуместную зависть к ребятам, которые, по крайней мере, были в клетке не одни, я собрала лапы в кучку и подползла к прутьям. От отчаяния яростно цапнула один из них у основания и грызанула от души.
Не перегрызла, конечно. Но вот появилось у меня ощущение, что прут самую малую малость качнулся в каменном гнезде… щас мы опилки разроем…
— Але, народ! Все живы? — настойчиво повторил свой вопрос Бер. — Девки?
— Живы, — отозвалась я, осторожно пошкрябывая когтями то место, где прут уходил в пол. — А вы там как?
— Как-как… каком в…. — Славка от души выматерился. Это, кстати, говорило о том, что он серьезно зол и выбит из колеи, поскольку наш штатный клоун обычно предпочитал дурачиться, а не материться, тем более в присутствии девчонок. Хотя чего мы там не слышали… — В какое дерьмо мы влипли? Это ж… полный писец!