Фокс не отмолчится.
— У вас есть ребенок от мистера Уоррена? — спросила Скалли.
Мелисса отрешенно и мечтательно улыбнулась; глаза ее чуть затуманились. Даже странно было увидеть мягкую, по-детски светлую улыбку на ее изглоданном непонятным отчаянием лице.
— Когда-нибудь будет, — тихо проговорила она. — Надо подождать. Господь еще не подал Вернону знака, что пора дать новое тело душе, которой подошла пора воплотиться вновь.
Силы небесные, с негодованием подумала Скалли, как этот подонок, этот кобель поганый задурил ей голову. И не ей одной, разумеется. Несчастная дура. Дуры. Будь я на месте кого-либо из них, этот Верной уже давал бы показания в суде. Я бы его упекла надолго.
Мелисса снизошла до объяснений.
— Его дети — и настоящие, и приемные — главное сокровище Дворца. Ибо они суть вместилища избранных Господом душ.
— Мелисса, — тихо сказал Молдер, — кто такой Сидни?
Ага, с удовлетворением отметила Скалли. Он тоже сообразил.
На лице женщины отразилось искреннее недоумение.
— Я не знаю никакого Сидни.
— Может быть, — мягко, на настойчиво продолжил Молдер, — это прозвище кого-либо из прихожан? А на самом зовут его совсем иначе?
Мелисса только поджала плечами.
Странно, подумала Скалли. Готова поклясться, что она не врет. Но сам Сидни ее, несомненно, знает, и знает хорошо, и он, конечно, из прихожан. Странно. Она повернулась к Молдеру, желая обратить его внимание на это обстоятельство, но он, впервые с той секунды, когда спас Мелиссу от яда, проявил нешуточную активность:
— У нас есть сведения, что именно мистер Уоррен, и именно во Дворце, ведет себя подчас не вполне корректно по отношению к этим самым главным сокровищам. У нас есть сведения, что во Дворце имели место случаи жестокого обращения с детьми — и виновником является именно ваш муж.
Странной была его интонация, когда Ън заканчивал эту фразу. Какая-то очень личная. Нерабочая. Он произнес слова «ваш муж», словно не мог поверить в то, что Мелисса — фактическая жена Уоррена. Или словно это его крайне раздражало. Да он что это, влюбился в нее, что ли, изумленно подумала Скалли. Благородный Призрак поражен стрелою Амура в пятку… Только этого не хватало!
Она была так изумлена и встревожена, что пропустила миг, когда лицо Мелиссы начало меняться. Вначале оно застыло, словно женщине неожиданно пришло в голову нечто чрезвычайно важное. Потом Мелисса ссутулилась, сощурила глаза, нелепо и очень уродливо оттопырила губы — и превратилась во что-то вроде нахохленного, сварливого старика.
— Слушайте, — сказала она совершенно иным голосом, низким, хрипловатым и скорее мужским, нежели женским. — Что вы к ней прицепились? Вы хоть что-нибудь соображаете, или у вас у обоих пустые тыквы на плечах? Как девчонка может доносить на обожаемого человека? Она за него всю кровь по капле отдаст — а вы требуете каких-то дурацких показаний.
Скалли похолодела.
Это был тот самый голос, который звучал утром из динамиков магнитофона. Это был голос Сидни.
— Я сам, — продолжала Мелисса, потрясая в воздухе рукою с собранными в щепоть пальцами. — Я видел кое-что. Хотя… Это ведь не обязательно преступление, правда? Это могло иметь причины. Скажем, мальчонка набедокурил… или просто попался под горячую руку. Я хочу сказать, это могло быть не преднамеренно. Не нарочно. Не потому, что он считал, будто так и полагается.
— Мелисса… — тихо позвала Скалли. Старикашка сморщился еще пуще.
— Какая Мелисса? При чем тут Мелисса?
— Сидни, — проговорил Молдер.
— Ну, конечно!
Вот это да, подумала Скалли.
— Охарактеризуйте виденное поподробнее, — сказала она. Старикашка бросил на нее насупленный взгляд.
— Ха! — сказал он.