– Совесть у тебя есть, Эллада Батьковна? – гротескно изобразил пьяную обиду обладатель выдающейся челюсти. – Мы целый день как каторжные вкалывали! Почто нас бездельниками клеймишь?
– Эллочка, она ещё не выстыла, мы часа два всего, как париться закончили, – подобострастно засюсюкал гигант.
– Марш, я сказала! – рыкнула Эллочка. – А вы чего стоите, красотки кабаре? Ласты склеить собрались? Бегом в дом!
В доме Ленку с Бяшей быстро раздели, закутали в одеяла, напоили горячим глинтвейном. А вот поесть гренадёрша толком не дала. Положила по паре ложек салата, а в ответ на жалобные взгляды сказала, как отрезала:
– Успеете налопаться. Париться надо натощак.
Однако, несмотря на её предусмотрительность, Ленке баня впрок не пошла. Стоило ей полежать минут пять на нижнем (самом прохладном!) полке, как у неё потемнело в глазах. Поняв, что вот-вот потеряет сознание, девушка сползла на пол и на карачках выбралась в тёмный предбанник. Но воздух, нагревшийся от внешней стенки печи, мгновенного облегчения не принёс. Тогда Ленка подползла к наружной двери, приоткрыла на сантиметр и приникла носом к щели.
И мигом позабыла о дурноте, потому что услышала шёпот:
– Чёртовы шалавы! Что же теперь, всё отменять?
– Не гони. У нас в запасе три ночи. Избавимся завтра от девок…
– Дурак, нельзя это дело на завтра переносить! Забыл, на чём сценарий построен?
– Может, девок тоже… того? Так даже убедительнее выйдет.
– И не жалко тебе дур молоденьких? Ладно, подумаем. Пара часов у нас ещё точно есть. Пошли отсюда, пока нас не хватились.
Через минуту после того, как стихло поскрипывание удаляющихся шагов, в голове у Ленки прояснилось, сердце перестало бухать в ушах, и она бросилась назад, в парилку.
– Женька, вставай! Нас хотят убить!
Разморённая Бяша на её трагический шёпот отреагировала возмутительно: посоветовала подруге проветрить мозги. Но, когда Ленка слово в слово воспроизвела подслушанный диалог, слегка ожила: открыла глаза, посмотрела испытующе, села, а потом и вовсе слезла с полка.
– Ладно, пошли охолонём.
После того, как Бяша нашарила выключатель и зажгла в предбаннике свет, Ленка и сама едва не усомнилась в том, что зловещий разговор за дверью ей не померещился. Уж очень мирной выглядела картинка: на круглом столе – расписные керамические кружки и две бутылки – с квасом и морсом, на деревянной лавке аккуратными стопками сложены полотенца, две запасные простыни, лыжный костюм и леггинсы с шерстяной туникой, пожалованные Дюймовочкой-Полиной. Просто идеальная декорация к кинофильму о добросердечных людях, которые приняли участие в двух малолетних дурах, ищущих (и нашедших!) приключения на свою задницу…
– Может, это розыгрыш? – предположила Бяша, разливая по кружкам морс.
– Розыгрыш? Да им, наверное, лет по сорок!
– Угу. А шутить показано только до двадцати, в крайнем случае – до двадцати пяти. После – просто неприлично…
– Но не так же по-идиотски! Ты можешь себе представить, чтобы наши родители так подшутили над кем-то из наших сверстников?
– Ну-ууу… – протянула Бяша и неохотно признала, что, пожалуй, нет. Но поверить в серьёзность угрозы всё равно не спешила. – И всё-таки что-то тут не так. С чего бы убивцам шептаться о своих злодейских замыслах под дверью бани, в которую нас только что сопровадили?