Открытые платформы Таллинского железнодорожного вокзала были завалены снегом. День только начинался. Было темно и холодно. На продуваемой всеми ветрами привокзальной площади вытянулась колонна тяжело нагруженных автомашин.
После уютного теплого купе с обязательным утренним чаем меня слегка познабливало. Мокрый снег таял на лице, каплями морозной воды стекал на воротник пальто. Еще в поезде, намечая план действий в Таллине, я думал начать с местного городского отдела внутренних дел.
Но, увидев на стоянке такси нескончаемую вереницу пассажиров с чемоданами, вернулся в здание вокзала. Дежурный по вокзалу только что встретил очередной поезд, и, как он мне сам сообщил, в ближайший час не собирался возвращаться к себе в кабинет. Я сказал ему, что мне очень нужно с ним поговорить, и он сразу же изменил свои планы. Он усадил меня в мягкое кресло, извинился, вышел минут на десять, вернулся и предложил изложить свое дело. Я показал ему билет и попросил помочь найти проводника нагона. Дежурный погрузился в молчание, а я старался ему не мешать. Наконец он поднял телефонную трубку, набрал чей-то номер, спросил что-то по-эстонски, положил трубку, повернулся ко мне и сказал:
— Фирменный поезд «Эстония», совершающий рейс по маршруту Москва — Таллин, обслуживает наша, эстонская бригада. Сегодня она выезжает в Москву, но до отхода поезда времени у вас достаточно. Проводник шестого вагона Хельга Мутсо живет на улице Пикк. Вот ее адрес. Если она дома, она сообщит вам все, что вас интересует. Должен, однако, предупредить, что поезд «Эстония» в Ленинграде не останавливается, он проходит через вашу же станцию Тосно и делает остановку только там. Расстояние от Тосно до Ленинграда, как вам, конечно, известно, невелико. Но все-таки непонятно. Если вашему человеку нужен был Ленинград, почему он выбрал такой сложный путь, а не сел в любой другой поезд, останавливающийся непосредственно в Ленинграде.
Несмотря на непогоду, на улицу Пикк от вокзала я шел пешком.
Крутая, почти винтовая лестница привела меня на последний, третий этаж. Дневной свет с трудом пробивался через цветные стекла крошечного окна. Лестница не освещалась и искусственным светом. На двери нужной мне квартиры я не обнаружил электрического звонка. Механический звонок, круглую массивную ручку которого мне пришлось оттягивать на себя двумя руками, издал пронзительный протяжный звук. И тотчас же я услышал за дверью легкие быстрые шаги.
— Кто там? — спросили меня по-эстонски, и, не дожидаясь ответа, распахнули дверь.
Проводница вагона, высокая блондинка лет двадцати; восьми — тридцати, не удивилась моему приходу. Возможно, дежурный по станции успел предупредить ее по телефону. По некоторым деталям — одежде хозяйки, кипящему на плите чайнику, расставленным на столе чашкам можно было предположить, что меня ждали.
Хельга легко, восстановила в памяти и рейс, и события, которые произошли в тот день в ее вагоне. Она опознала по фотографии убитого и рассказала мне, что он сел в поезд в Бологом в половине второго ночи. Я попытался сделать довольно неуклюжий комплимент по поводу ее блестящей памяти, но она отвергла его движением руки, пояснив при этом, что не в памяти дело, так как интересующий меня человек был единственным, кто в этот рейс сел в ее вагон в Бологом.
Он предъявил ей билет до Таллина, сразу же попросил постель и, недвусмысленно вынув из кармана трешку, спросил, нет ли у нее свободного купе, потому что он очень устал, очень хочет спать и при этом не переносит посторонних, в особенности храпящих.
Хельга не взяла денег, но свободное купе для него нашла. Ей это было нетрудно сделать. В том рейсе в вагоне ехало не более десяти человек.
Это был какой-то странный пассажир. Он как будто чего-то или кого-то опасался, оглядывался по сторонам, при ней проверял прочность замка на двери купе.
— Вместе с тем, — продолжала Хельга Мутсо (а я отметил про себя ее профессиональную наблюдательность), — мой пассажир вовсе не стремился поменьше обращать на себя внимание окружающих. Обратился с каким-то необязательным вопросом к страдающему бессонницей пассажиру, затеял со мной дискуссию о ресторанном обслуживании в поездах дальнего следования, очень долго не уходил в свое купе.
После прибытия поезда в Тосно в полшестого утра он подошел ко мне уже в пальто, с портфелем в руках и сказал, что чрезвычайные обстоятельства вынуждают его несколько изменить свои планы и что вместо Таллина он должен сойти сейчас, в Тосно. Если бы пассажир хотел как-то путать следы, он мог бы сойти с поезда незаметно для меня, по крайней мере сделать такую попытку. Но он этого не сделал. Мне кажется, скрывать ему было нечего. Он еще добавил, что очень торопится, а я не стала его ни о чем расспрашивать. Я вообще не очень любопытна, тем более что такие случаи у нас бывают, хоть и не часто. Я отдала ему билет, а он, не глядя, сунул его в карман. Вдогонку ему я крикнула, что он может попытаться вернуть себе часть денег за проезд, возвратив в кассу Тосно неиспользованный билет. Но он только махнул рукой и побежал через пути к электропоезду на Ленинград.
Быть может, для вас имеет значение, что сразу же по прибытии нашего поезда в Тосно какой-то мужчина постучал ему в окно купе и что-то крикнул. Нет, нет, — быстро сказала Хельга, угадав в моих глазах жгучий интерес к неожиданному повороту событий, — нет, нет, во-первых, я не уверена, что мужчина стучал в купе именно к нему, с подножки вагона в темноте это было не очень хорошо видно, а во-вторых, я вряд ли смогла бы узнать его, хотя какое-то общее впечатление у меня, пожалуй, все же осталось. Мужчина средних лет, скорее молодой, плотный, коренастый…
Хельга очень хотела помочь мне. Но, увы, больше она ничего не знала. Девушка морщила лоб, напрягала память, подолгу молчала. Но так больше ничего и не вспомнила.
Впрочем, ее наблюдения все-таки оказались мне очень полезными для дальнейшей работы: она подтвердила, что убитый сел в поезд в Бологом. Это сузило район наших поисков.
По наблюдениям Хельги, он слишком обрадовался тому, что для него нашлось отдельное купе.
— Либо этот человек очень эмоциональный, — сказала она, — либо для такой радости у него были особые причины. А главное, интересующий вас пассажир, по- моему, заранее не собирался выходить из поезда до Таллина. Что-то заставило его это сделать. Я обратила внимание, что перед уходом у него было растерянное лицо.
Заместитель начальника угрозыска Министерства внутренних дел республики, широкоплечий, моложавый, несмотря на обильную седину, человек, высказал предположение, что вряд ли потерпевший местный. Жители Эстонии, как правило, носят вещи местного пошива. Я не смог сдержать улыбки, и подполковник укоризненно посмотрел на меня.
— А еще говорите, что несколько лет прожили в Таллине. Неужели вы не заметили, что готовое платье и обувь в нашем городе за редким исключением не хуже, чем в Париже. А у вас здесь указано, — он поднес к глазам привезенную мной ориентировку, — что пальто и костюм на убитом имеют московскую марку, а шапка изготовлена в Чехословакии.
Этот вывод заместителя начальника угрозыска был важен для дальнейшей работы. Впрочем, о том, что убитый не эстонец, я уже знал и от Хельги.