Появилась Наталья, блиставшая не нарядами, а удивительной добротой лица, сияющим взором, белозубой улыбкой. В ушах её горели рубинами, алмазами, жемчугами старинные серьги. Во времена незапамятные сам Михаил Восьмой Палеолог за какие-то заслуги подарил их пращурам Натальи и клятвой связал, приказал беречь их, как свою душу. Вот и переходили серьги из рода в род и стали фамильной святыней.
Сонька так и впилась взглядом в серьги, даже завистливо губами зачмокала. Государь изволил золотой кубок поднять, возгласил:
— За красоту дочери моей посаженой! Возле полуночи Государя в бесчувственном хмельном положении со всем бережением погрузили в карету и шесть лошадей повезли его во дворец кремлевский. Приказ памятуя, тело сопровождала Сонька. Скуратов, соблазненный смачными Сонькиными губами, тут же в карете шанса своего не упустил.
И уж после этого девице было позволено возлечь под страусовый балдахин государевой опочивальни.
Спозаранку царские покои вновь огласились истошным воплем Иоанна Васильевича. Это к нему явился Шуйский. Он тряс за власы безглазую голову сыночка своего Петруши, лаялся:
— Доколе, поганец, бесстыдство свое длить будешь? Вот выдавлю из тебя сок! Грязь худая!
Иоанн Васильевич окончательно пробудился. За слюдяными окошками занимался новый день — небывалый! Зеленовато светились лампадки, освещая аскетичные лики древних образов. В литом серебряном подсвечнике догорала оплавленная свеча.
Сбросив жаркое шелковое одеяло, на широченной постели разметалась, раздвоив крепкие нагие груди с темными сосцами, Сонька. Государь остервенело лягнул её костлявой ногой:
— Будя дрыхнуть! Сосуд бесовский, изыди!
Сонька резво села на кровать, протирая очи. Соскочила на ковер, повернулась к Государю спиной. Наклонилась, подбирая раскиданную тяжёлую одежду.
Иоанн Васильевич с неожиданным любопытством разглядывал девку. Хохотнул:
— Красота, ты чего в меня афедроном нацелилась? Прямо как фузеей. Смотри, дробью не пальни!
Довольный собственной шуткой, потеплевшим голосом добавил:
— Так и быть, лезь ко мне. Замерзла, поди! Погрею.
…Утешившись, водил узловатым пальцем по Сонькиному лицу, что являлось признаком высшей нежности. Выдохнул:
— Сладкая, ишь ты! Знай: Государь милостив. Чем тебя наградить?
Сонька выкатила агатовые глазищи, влазчивым голоском прошептала:
— Хочу, Государь-батюшка, подарок — Наташки Корягиной сережки с опалами!
Государь вытянул губы:
— Да ты, дева, зело умом скудна, совсем дура! Я так мыслил, что просить деревеньку будешь, зане родитель твой вельми обнищал. Ну, будь по-твоему!
В опочивальню был призван виночерпий Корягин. Освежившись мальвазией, Государь приказал:
— Скажи моей дочке посаженой, а твоей супружнице Наталье, что хочу оказать ей честь и взять на память сережки, что в ушах её.