— Да нет, я ничего такого не думаю, — он посмотрел на Бена поверх сигаретного дыма, и глаза его стали жесткими. — Я только пытаюсь добиться от вас откровенного ответа.
— Ну что ж, — со вздохом сказал Бен. — Я ушел от Нортонов в четверть восьмого. Прогулялся по Школьному холму. Когда совсем стемнело, я вернулся домой, часа два писал, а потом лег спать.
— А во сколько вы вернулись домой?
— В четверг девятого. Где-то так.
— Ну вот, все ясно. Вы кого-нибудь видели?
— Нет, — сказал Бен. — Никого.
Перкинс подошел к машинке.
— А о чем вы пишете?
— Не ваше дело, — сказал Бен сердито. — Не суйте нос в то, что я пишу. Пока не будет ордера на обыск, конечно.
— Разозлились? Все равно ведь книгу прочтут все.
— Когда она пройдет редактуру, утверждение, корректуру и все такое, я обязуюсь предъявить вам все четыре копии. А пока это частные бумаги.
Перкинс усмехнулся.
— Как будто там вы каетесь во всех грехах.
— Марк Твен сказал однажды, что роман — это покаяние человека, ни в чем не виноватого.
Перкинс направился к двери.
— Ну, извините меня, мистер Мейрс. Я вовсе не подозревал вас ни в чем. Просто это моя работа.
— Понимаю, — кивнул Бен.
— И вы еще не знаете, как это бывает в маленьком городишке вроде Салемс-Лот. Вы останетесь чужаком, пока не проживете здесь лет двадцать.
— Я знаю. И простите за резкость. Но я ведь сам неделю его искал, — Бен покачал головой.
— Ага. Вот горе для матери.
— Конечно. А можно спросить у вас кое-что?
— Ну?