— Миссис Уокер предложила мне несколько цветков на выбор. Я подумал, что тебе может понравиться подснежник.
Она посмотрела на него снизу вверх из-под своей широкополой шляпы, защищающей от солнца.
— При чем тут я?
— Я хочу подарить эту ленту тебе, потому что помню, как тебе понравились подснежники, которые я сорвал на холмах. Я подарю эти вышитые цветы в надежде, что ты забудешь о нашей ссоре в тот день.
— Но мы уже давно помирились, — сказала она чистосердечно, прерывая работу и садясь на корточки. — Я считаю тебя своим другом. Давай поделим эту ленту. Половина будет принадлежать тебе, а половина — мне. При случае я заплету свою ленточку в волосы, — она окинула его озорным взглядом. — А ты будешь носить свою на шляпе, как это делают кавалеры.
Он улыбнулся ей добродушной улыбкой, думая о том, что она, возможно, и не догадывается о подлинной подоплеке своих слов.
— Может быть, так я и сделаю, — сказал он спокойно. Он видел, что его ответ озадачил ее; она ждала, что он начнет протестовать. Но у него не было для этого никаких оснований.
Анна выбрала зеленую шелковую ленту и стала вышивать на ней подснежники. Она уже не раз вышивала эти цветы. Работа не вернула матери ясный ум, как надеялась Джулия, но действовала умиротворяюще. Ее лицо стало таким спокойным, каким дочь уже давно не видела его. Мейкпис больше не существовал для Анны.
Он это понял, но не придал этому никакого значения. Пора его слепого увлечения этой женщиной минула. Любовь пришла к нему лишь в зрелые годы и оказалась весьма кратковременной. После родов, когда пройдет это расстройство рассудка, вызванное беременностью, они заживут нормальной супружеской жизнью. Он будет внимателен и уважителен к ней. Она вполне заслуживает такого отношения. И пусть себе вышивает хоть целыми днями, потому что он больше не ревнует эту женщину к ее прошлому. Они станут ладить друг с другом. Он бы хотел, конечно, иметь второго сына, но в ее возрасте это уже невозможно. Потребовалось несколько месяцев, чтобы она зачала этого ребенка, так что в другой раз такое вряд ли произойдет.
Когда Анна закончила вышивать ленту, Джулия устроила что-то вроде церемониального разделения ее на две части. Адам тщательно измерил ее и, разрезая пополам, к счастью, не задел цветок. Он свернул обе половины, после чего они обменялись ими.
— Этим мы скрепим акт нашей дружбы, — Джулия хотела дать ему понять, что именно такими и должны впредь оставаться их отношения.
— Пусть будет так.
Он улыбался, соглашаясь с ней, но она не очень-то ему верила. Его взгляд намекал на нечто большее, чем дружба.
Анна занималась вышиванием в течение июня и июля. А в начале августа, ночью, у нее начались роды. Повивальная бабка и ее помощница уже неделю жили в доме на всякий случай.
— Роды будут быстрыми, — заявила повивальная бабка.
Но вышло иначе. Возникли всякого рода осложнения. Джулия сидела у постели Анны, смачивая то и дело ее лоб влажной тряпочкой. Когда боли у роженицы усилились, ей предложили покинуть комнату.
— Ваша мать сдерживается из-за вас и старается не кричать, — сказали ей. — Но она должна кричать, так ей будет легче рожать. Уходите и не слушайте, как она кричит. Вы ей все равно ничем не сможете помочь.
Джулия оказалась в соседней комнате, которую уже мерил шагами Мейкпис. Он не хотел, чтобы рядом с ним находилась падчерица. Он первым должен увидеть сына и взять его на руки. Когда появилась повивальная бабка и стала говорить ему, что роды проходят тяжело, он сделал знак рукой, чтобы она молчала.
— Я дам вам и вашей помощнице кошелек с золотом, если вы спасете ребенка.
Она посмотрела на человека, стоящего перед ней с каменным выражением лица. Женщина знала этот тип мужчин, для которых наследник значил больше всего в жизни.
— Мы хотим спасти и мать, и младенца, — ответила она холодно и вернулась в спальную комнату.
Проходили часы. Чувство негодования к Анне все росло в груди Мейкписа. Его совершенно не трогали ее стоны и крики. Он думал лишь о том, что такие продолжительные роды могут причинить вред ребенку. По прошествии суток после начала родов Мейкпис наконец услышал крик новорожденного.