— Я очень внимателен, сэр. Марки безукоризненны.
— Благодарю вас. В таком случае проводите меня к директору.
— Простите, сэр, что осмелюсь противоречить вам, но директор едва ли сможет вас принять.
— Проводите меня к директору, мой милый. Это дело государственной важности.
С директором разговор был почти тот же, поэтому повторять его не стоит. В конце разговора удивленный старик откинулся на спинку кресла и спросил:
— Вы меня за этим только и побеспокоили, чтобы удостовериться, что марки настоящие?
— Сэр, марки фальшивые. Я сам их отпечатал. Я придумал способ, сэр, который поможет этому ужасному злу. Если печатать изображение на марке с помощью моего особо сложного штампа, то никакая подделка невозможна. Я давно занимаюсь изготовлением легкоплавких, но твердых сплавов, могущих служить штампами. Обратите внимание… если вы… и т. д.
Через полчаса он снова стоял на улице, но на этот раз в кармане у него было удостоверение на должность смотрителя марок с жалованием в 800 фунтов в год.
Вечером по этому поводу у Бессемеров собрались все почтенные родственники. Пили чай и кушали кэкс. А мистер Бессемер старший, несмотря на свои 60 лет, все еще сохранивший французскую живость, бегал от одной дорогой тетушки к другой и ораторствовал:
— Я всегда говорил, что мой мальчик гениален. Если б его пригласили поконсультировать при сотворении мира, он разумеется внес бы кой-какие усовершенствования…
После этого он бежал в комнату Генри, бросался с размаху на диван и начинал:
— Все это хорошо, мой мальчик, мы живем в великое время, и ты теперь будешь хорошо зарабатывать, Генри. Но не надо увлекаться одними деньгами. Ах, как жилось в Париже в мое время! Все так изящно, так очаровательно (он целовал кончики пальцев).
Ах, старый режим, сколько в нем было прелести! Вы знаете, последний фрак, который мне сшили перед самой революцией — couleur sang de boeuf á colets de velours! А куафюры — grecque carrée à trois boucles!
Вы знаете, я тогда писал стихи! Я написал твоей матушке, Генри.
Генри смеется.
— Но ведь матушку никогда не звали Селиной.
— Ах, мой друг. Вы такие реалисты, такие демократы. Если женщину звали Мэри или Джен или еще как-нибудь в этом роде, мы называли ее Филидой или Лаисой. Ну, веселитесь, веселитесь…
И он опять убегал.
За ужином одна из многочисленных кузин сперва долго шепталась со своими соседками, а потом крикнула через стол:
— Я должна вам сказать секрет, Генри. Потанцуйте со мной после ужина, я вам скажу.
Ей сейчас же попало — за столом надо сидеть смирно. Но после ужина одна из тетушек села за старомодные клавикорды и заиграла.
И под меланхолические звуки: ти-та-та, ри-та-та девушка заговорила: