— Не знаю.
Самое страшное для Пассалоне, что он знает, но не хочет сказать.
— Будешь отвечать?
— Завтра я вам все расскажу.
— Э, хитрый какой! Завтра, послезавтра, после-послезавтра. Меня не обманешь. Говори, не то поджарим тебя на костре.
Пассалоне молчит. «Этот Булыжник самый вредный из всех. Если бы я не знал, где спрятан заяц, и бояться было бы нечего. А так страшно. Ой, как дымит этот пучок!»
— Помогите! Сжигают! Помираю!
— Эй, Булыжник, что это с ним? Больше не кричит. А вдруг он скапутился?
— Что ты натворил, Булыжник?
— «Что натворил, что натворил»! Вы-то сами где были?!
— Да, но это ты придумал. Смотри, у него и глаза закатились.
— Бежим, Головастик! — И Паоло дал тягу.
— Стойте, куда вы? Трусы проклятые!
— Это ты трус. Натворил дел, сам теперь и отвечай.
— Подлые трусы! Погодите, я вам припомню!
Что это дон Антонио так рано пришел сегодня в Монте Бруно? Она не должна смотреть на него. Даже поздороваться с ним и то не смеет. А ей так хочется поговорить с ним.
Это возвращается от родника Тереза Виджано. Она даже не поглядела на Антонио. Несет на голове кувшин с водой, но идет легко, не сгибаясь, и смотрит прямо перед собой.
«Завтра уеду и больше не увижу ее. Ну что же, потеря невелика».
— Дон Антонио, к нам не заглянете?
На пороге стоят Вито Петроне и Кармела с самой младшей дочкой на руках. Видно, они его и поджидали.
— Входите, входите, дон Антонио. Садитесь вот сюда. Чем угостить прикажете?
— Да ничем, спасибо. Я рад с вами повидаться. Завтра или послезавтра я уезжаю.