— По себе судишь! А мы наелись! Честно!
— А во-вторых?
— А во-вторых, я бессовестный человек. Знакомы мы без году неделя… Хотя ты можешь выбирать, а я могу и одна сходить. Просто у тебя машина, так бы быстрее было.
— Юля, у меня впечатление, что я как-то вдруг перестал понимать русский язык. Попонятней нельзя?
— Мне срочно надо повидать одного человека. Причём я даже не знаю, дома ли он. Его телефонного номера у меня нет.
— Срочно… А надолго?
— Не знаю. Мне бы спросить одну вещь.
— Ну, хорошо. Я подвезу тебя, подожду внизу…
— Никаких подожду! Это тебя тоже касается. То есть твоего отношения ко мне.
— Вот как? Заинтриговала… А шантажировать тебя потом можно будет?
— В смысле — баш на баш? По-моему, ты только этим и занимаешься. Значит, так. Если беседа состоится сегодня, если ты после ней сам не исчезнешь с моих горизонтов, то шантажируй. Но только в разумных пределах.
— Ловко! Успела-таки провести ограничения. Ладно, смотри в окно. Жди. Фарами помигаю — выходи.
Юлька выключила торшер, уселась на подоконник ждать. Глядела на жёлтую в чёрном улицу, на сухие, выветренные дороги и размышляла. Сначала о том, правильно ли она делает, беря с собой Олега. А вдруг после поездки он не захочет её видеть? Может, всё-таки пока не стоит перед ним полностью раскрываться? Хоть бы ещё неделю новой, чудесной жизни, когда с нетерпением ждёшь звонка или получаешь сюрпризы — даже не в их предметном воплощении, а в неожиданном появлении Олега. Здорово, оказывается, когда ждёшь.
Потом она вспомнила не то, о чём говорили, а как. Как давние друзья, между которыми протянулось тончайшее нечто, делающее их на порядок выше, чем просто друзьями. Идти по этой ниточке легко. А ведь с мужчинами Юльке всегда было трудно говорить, даже «превращая их в своих друзей», по замечанию тёти Кати. Например, с Сашкой можно поговорить шутливо — он однокурсник. Но нельзя — игриво. «С Олегом мне легко быть женщиной, потому что он видит во мне женщину, а не однокурсницу. А разговаривать с ним легко, потому что я постоянно говорю с ним мысленно, рассказываю ему всё, даже спорю с ним. Нет, кажется, его мне не превратить в только друга».
По потолку поплыли яркие полосы света — и замигали.
С навеса над крыльцом подъезда, когда снег стаял, натекло столько, что чуть подморозило — и ступеньки стали настоящим испытательным полигоном. Юлька испытание не прошла: поскользнулась и с перепуганным «Ах!» очутилась на руках Олега, шедшего к ней навстречу.
— Попалась! — самодовольно сказал Олег, поцеловал её в нос и сунул в машину.
— Своевольничаешь? — из вредности сказала Юлька. Поцелуй в нос ей понравился. — Я ведь повода шантажировать себя ещё не давала.
— Своевольничаю, — рассеянно сказал Олег, устраиваясь рядом и глядя вперёд. — Что за тип там стоит? У заборчика, ближе к подъездной двери?
Юлька вгляделась.
— А, не знаю. Наверное, опять гость к нашим пьяницам. Возвращаться буду — обязательно через компанию около почтовых ящиков пройду. Жильцы давно ругаются. Эти пьянчуги в ящики окурки кидают и всякую дрянь. Ничем их не проймёшь. Сколько ругались со своими, подъездными — хоть чужих не приваживайте! Толку… У соседнего дома на торце — бар, а у нас подъезд самый уютный. И домофон часто ломается. Ничего не поделаешь…
— Этого ты не знаешь?