– Кажется, знаю. Но лучше поговорим начистоту. Вы хотите освободиться от вашего состояния… хотите, чтобы я избавил вас от обмороков и тошноты, устранив… устранив причину. В этом все дело?
– Да.
Как нож гильотины, упало это слово.
– А вы знаете, что подобные эксперименты опасны… для обеих сторон?
– Да.
– Что закон запрещает их?
– Бывают случаи, когда это не только не запрещено, но, напротив, рекомендуется.
– Но это требует заключения врача.
– Так вы дайте это заключение. Вы – врач.
Ясно, твердо, не мигая, смотрели на меня ее глаза. Это был приказ, и я, малодушный человек, дрожал, пораженный демонической силой ее воли. Но я еще корчился, не хотел показать, что уже раздавлен. «Только не спешить! Всячески оттягивать! Принудить ее просить», – нашептывало мне какое-то смутное вожделение.
– Это не всегда во власти врача. Но я готов… посоветоваться с коллегой в больнице…
– Не надо мне вашего коллеги… я пришла к вам.
– Позвольте узнать, почему именно ко мне?
Она холодно взглянула на меня.
– Не вижу причины скрывать это от вас. Вы живете в стороне, вы меня не знаете, вы хороший врач, и вы… – она в первый раз запнулась, – вероятно, недолго пробудете в этих местах, особенно если… если вы сможете увезти домой значительную сумму.
Меня так и обдало холодом. Эта сухая, чисто коммерческая расчетливость ошеломила меня. До сих пор губы ее еще не раскрылись для просьбы, но она давно уже все вычислила и сначала выследила меня, как дичь, а потом начала травлю. Я чувствовал, как проникает в меня ее демоническая воля, но сопротивлялся с ожесточением. Еще раз заставил я себя принять деловитый, почти иронический тон.
– И эту значительную сумму вы… вы предоставили бы в мое распоряжение?
– За вашу помощь и немедленный отъезд.
– Вы знаете, что я, таким образом, теряю право на пенсию?
– Я возмещу вам ее.
– Вы говорите очень ясно… Но я хотел бы еще большей ясности. Какую сумму имели вы в виду в качестве гонорара?
– Двенадцать тысяч гульденов, с выплатой по чеку в Амстердаме.