И сам захочет проделать нечто подобное.
— Ну ты даешь! — Осипов недовольно поморщился. — Нельзя говорить об этом, нельзя писать о том… Зачем же тогда пресса? Воспевать и восхвалять?
— Такова моя точка зрения. Я не пытаюсь, как ты видишь, отстаивать свою правоту. Но тем не менее на том стою.
— А вообще есть ли факты о преступлениях на сексуальной почве, связанных с извращениями?
— Да сколько угодно! — усмехнулся Илья.
— Почему же они происходят, если, как ты говоришь, маньякам неоткуда черпать примеры?
— Беспредметный разговор. Ты лучше спрашивай по делу.
— Хорошо. Приятель убитого утверждает, что милиция, возможно, знает, кто преступник.
— Маловероятно. Хотя… Словом, ничего конкретного по этому поводу сказать не имею.
— А не мог бы ты узнать, действительно ли в последнее время случилось несколько убийств гомосексуалистов?
— Разглашение служебной информации… Попробую, но не обещаю наверняка. А почему бы тебе не обратиться к этому, как там его фамилия? Голованову. Ведь он обещал тебе помочь. Вот через него и действуй.
— Ты что же, боишься?
Безменов засмеялся:
— Не надо меня доставать. Я же сказал, попробую что-нибудь узнать. Но тебе же будет интереснее, если информация поступит из разных источников. Копай, ты же журналист. К тому же тебе обещано крупное вознаграждение. Ладно, пойдем строгать доски, а потом — за раками.
Глава шестая
1
1939 год. Югорск
Отец вернулся из города перед самым Новым годом, ровно через десять дней. Именно на такой срок он и рассчитывал. За все время его отсутствия мать, казалось, не проявляла особого беспокойства, и все же почти весь последний, десятый, день они провели на открытом воздухе, высматривая отца.
Падал снег, хмурый безветренный денек подходил к концу. Начинало смеркаться. В этот момент где-то за деревьями послышались посторонние звуки, и на опушку вышел отец, ведя под уздцы тяжело нагруженного Костю.
Мать и дети бросились навстречу.
Вечером после бани все собрались за столом перед керосиновой лампой. Ждали новостей. Чувствовалось, что отца распирает от сообщений, однако до поры до времени он помалкивал, рассказывая о том, как добрался, что видел по дороге, перечисляя свои приобретения. Привез он в общем-то самые обычные вещи: керосин, кое-что из одежды, чай, сахар и конфеты, запас пороха, дроби и пуль, несколько волчьих капканов, книги, бинокль, иголки и нитки…
И куклу сестре…
Сергей почему-то отчетливо запомнил эту куклу, далеко не новую, из папье-маше, с грубо раскрашенным лицом и облупленным носом. Куклу-монстра. Почему-то она показалась мальчику отталкивающей. А сестре? Ей было уже почти пятнадцать… Девушка. Зачем ей кукла? Но Женя так обрадовалась, словно встретилась со своей лучшей подругой, которую не видела много дней. Она прижала к себе несчастную уродину и не расставалась с ней весь вечер. И остальные вечера тоже.
— Ну же! — воскликнула мать, требовательно глядя на отца. — Не тяни!
— Расскажи, расскажи, папа, что там в городе? — закричала сестра, сжимая куклу. Сережа молчал, как и подобает мужчине, сохраняя выдержку, но и он дрожал от нетерпения.
— В городе? — с деланным равнодушием переспросил отец. — А что в городе может быть нового? То ли дело здесь… — Он усмехнулся. — Перемен довольно много, — тон его стал серьезным. — Главное, перестали арестовывать.
— Неужели? — Мать подалась вперед.
— Представь себе. Тут вот у меня газеты…
— Да не надо газет! Расскажи своими словами!
— Народного комиссара внутренних дел товарища Ежова расстреляли, оказывается, был врагом народа. Сообщили о перегибах, вредительстве в органах. Ну и тому подобное. Кстати, нашего уполномоченного НКВД Козулина помнишь? Тоже забрали. Видно, после ареста Ежова в органах началась чистка.