К тому же нашлись свидетели — соседи по даче, которые видели, как мы уезжали в город, и время запомнили, а уж после этого, на следующий день, утром встретили Вальку живым и здоровым. То есть он еще минимум часов двенадцать был жив. А вот что потом случилось? — Ростислав замолчал, налил себе вина и залпом выпил. — Эта история всем нам много крови испортила. Мало того, что в деканате меня и Вовку шпыняли, словно Белку и Стрелку. Дошло до ректора… Запахло отчислением. Хорошо, у меня предок — человек влиятельный. Заступился. У Наташки дома тоже скандал. Словом, влипли. Тут еще разные сплетни по институту пошли… «Голубой», не «голубой»… Бодяга!
— А как ты сам думаешь, кто его убил? У тебя на этот счет, наверное, есть собственное мнение?
Ростислав почесал затылок, облизнул губы и разлил остатки «Айгешата» по стаканам.
— Знаешь что, старичок, — насмешливо произнес он, — ты уж извини, но я не Шерлок Холмс. Мне это все ос…ло, ты не представляешь. Только из уважения к популярной молодежной газете, где ты пашешь, я с тобой сейчас говорю. И все-таки… — он замолчал и сделал важное лицо, — и все-таки, мистер Мейсон, я открою вам страшную тайну. — Он засмеялся. — Чейза читал? Хотя ты, наверное, по-английски ни бум-бум. Так вот. Я думаю, что его убили свои. Так называемые гомосексуалисты. Из ревности.
— Это я уже слышал, — равнодушно сказал Осипов.
— Послушай еще раз. Ты понимаешь, в этой среде господствуют такие страсти, куда там Отелло. Пришибли его свои. Может быть, даже из-за меня. Приревновали.
— А почему тебя не пришибли?
— Типун тебе на язык! Что за глупости! Я-то тут при чем? Клянусь, у нас ничего не было. Впрочем, у меня есть еще одна версия. О ней я никому еще не говорил, ни единой душе.
— Ну и?..
— Какой скорый. Тут без второго пузыря не разобраться.
Осипов вздохнул и покорно кивнул.
— Прости, друг Валюха! — шутовски заголосил Ростислав, доставая из тумбочки очередной «Айгешат». — Ты мертв, а твое вино пока еще в бутылке.
Потом он принял позу вдохновенного поэта и, подняв над головой руку с бутылкой, торжественно прочел:
Упиться торопись вином: за шестьдесят
Тебе удастся ли перевалить? Навряд —
Покуда череп твой в кувшин не превратили,
Ты с кувшином вина не расставайся, брат.
Этому нас учит славный Омар Хайям. Так-то вот, пресса! Мы тоже не лаптем щи хлебаем.
Он разлил вино по стаканам.
— Давай помянем раба Божьего Валентина. Хоть и непутевый был гражданин Страны Советов, но уж пусть ему земля будет пухом. — Он задумался и потом внимательно посмотрел на Осипова: — А ты правда хочешь влезть в это дело?
Иван пожал плечами:
— Уже влез.
— Сколько же она тебе пообещала?
— «Волгу».
— Ого! Не хило! Правда, ты не видел Вальку, лежащего на столе в морге, а я видел. И честно тебе скажу, даже за «Кадиллак» не стал бы связываться. Впрочем, не хочу навязывать своего мнения. Ладно, скажу все до конца. Как-то у меня с покойным зашел разговор о специфических нравах так называемых сексуальных меньшинств. Он, конечно, начал хвастаться своими знакомствами. Разболтался, как попугай, а потом и говорит: «Есть такая разновидность сексуальных маньяков, которая получает удовлетворение от истязания и убийства гомосексуалистов». Я пропустил его сообщение мимо ушей. Тогда он продолжает: «Именно такой маньяк появился в Москве. На его счету уже две жертвы. Одного человека убили в августе прошлого года, другого в январе нынешнего — 71 го!» А что же, спрашиваю, милиция? «Да ничего, — отвечает, — им до нас дела нет. Впрочем, возможно, они в курсе и даже знают, кто этот человек. Скорее всего очень большая фигура. Величина! Ты понимаешь, этот нелюдь, — он так и сказал — нелюдь, — в данном случае выполняет вроде бы санитарную миссию.