Чтобы игра была интересней, папа пускается наутёк, мама за ним следом, и так же прячутся, дрожа от страха, все остальные взрослые. Правду знает только Баруцу. Он уверяет, что ему хорошо знакомо это существо, ковыляющее ощупью по саду, спотыкающееся в громадных башмаках и ничего не видящее из-под шляпы.
— Я знаю, это Мицура, но никому не скажу, — твердит мальчик.
Но кто ему поверит?
Мицура взяла в руки толстую трость и энергично на неё опирается, стараясь держать её прямо.
— Подойди тихонько и сбрось с неё шляпу, — подговаривает Баруцу папу. Ему самому хочется подойти поближе, но он опасается: вдруг этот странный зверь в перчатках не Мицура?
— Я боюсь, Баруцу. Он кусается, — говорит папа.
— Н-е-е, не кусается, — неуверенно отвечает Баруцу.
— Кусается, дерётся тростью, брыкается и отвешивает оплеухи своими большими перчатками.
— Даааа? — удивляется Баруцу.
От его уверенности не осталось и следа. Правда, он видел собственными глазами, как Мицура обувала папины ботинки, напяливала шляпу и вооружалась тростью. Он твёрдо знал, что это она, но сейчас не уверен. А вдруг Мицура каким-то чудом выскользнула из одежды и теперь ботинки, шляпа, трость и перчатки расхаживают сами по себе?
— Я хочу тебя поцеловать! — взволнованно говорит Баруцу папе.
Мальчик ищет надёжное убежище.
Тем временем нелепое страшилище, созданное Мицурой, старается изо всех сил. Ботинки то приплясывают, то еле-еле двигаются, будто преследуют ползущую по земле змею. Трость то и дело взвивается вверх, и тогда чучело едва не теряет равновесия.
Вот Мицура засеменила за свиньёй с поросятами, и они стремглав улепётывают от неё. Баруцу начисто забывает, кто это страшное чудище, и, видя, как свинья с поросятами обратилась в бегство, испуганно жмётся к отцу.
— Папа, у меня ножки болят…
Баруцу просится на руки. Очутившись у отца на плече, на порядочном расстоянии от страшилища с надвинутой на глаза шляпой, мальчик облегчённо вздыхает.
Пора его успокоить.
— Браво, Мицура! — аплодируют все, выходя из своих убежищ.
Мицура снимает шляпу и отвешивает низкие, до земли, поклоны.
— Видишь, это Мицура, а ты боялся.
— Дааа? — в полной растерянности снова удивляется Баруцу.
Успех сестры больно задел его. Баруцу решает тоже сыграть роль чучела. Мы пытаемся ему втолковать, что подражать можно только один-единственный раз, а уж подражать подражанию — это двойное обезьянничанье. После такого не аплодируют, а освистывают.