В монастыре Святой Эрталы Никийской всем безразлично, какое у тебя состояние. Здесь молятся, трудятся, а такие, как она, еще и учатся, чтобы стать хорошей женой и матерью. Она умеет проверять счета, варить мыло, дословно знает, как вести хозяйство, знает несколько языков, хорошо считает…
Музыка?
Танцы?
Сие изобретение Хозяина Пустоты, так что в монастыре этому не учат.
Платья…
Серый и черный, шерсть и сукно, то, что приличествует воспитаннице монастыря. Ни единой ленты, ни клочка батиста или шелка…
Грубое мыло, простая обувь…
Малена вздохнула, и наконец слезла с кровати. Коснулась гладкой крышки сундука.
Кедр, благородное дерево, герб Домбрийских на крышке…
Замок отщелкнулся с легким звоном, петли послушно повернулись, явив миру содержимое сундука, обильно пересыпанное лавандой.
Платья.
Малена достала из сундука то, которое лежало сверху, вгляделась…
И задохнулась от волнения, от боли, от гнева.
Мамины платья!
Отец не просто вышвырнул дочь из своей жизни почти на десять лет, он и от памяти о первой жене избавился. Или это мачеха?
Малена помнила, какой красивой была мама в этом платье, как кружилась в синем бархате, как сияли каштановые кудри, сверкали фамильные сапфиры Домбрийских, помнила ласковые руки, веселый смех, нежные слова.
Малечка, девочка моя, ты вырастешь намного красивее мамы…
Настоятельница удовлетворенно кивнула и закрыла потайной глазок.
Плачет.
Вот и хорошо.
Десять лет, почти десять лет… герцог Домбрийский надеялся на появление наследника, но что-то у него пошло не так, нет, не так…
Дочь он видеть не хотел, дочь он отослал в монастырь, а уж она позаботилась о девочке.